Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 11

Не мог же он разочаровать итальянского герцога. Но он не хотел и врать. Он старательно описал все «чудеса», которые ему пришлось увидеть: незаходящее солнце и зверей, прячущихся в воду, очевидно, белых медведей.

Но о настоящих чудесах, открытых на русском севере, он не написал, чтобы «избегнуть безвинного позора».

Не мог же он написать итальянцам, что в этой «гиперборейской» стране, где, по самым «научным» сведениям того времени, полулюди-полуобезьяны жили в Пещерах и пнях, он, прославленный итальянский архитектор, увидел замечательную, единственную в мире архитектуру.

Материалом ее было дерево - необработанное бревно.

Но художники, неизвестные Аристотелю, сумели создать из дерева произведения искусства.

На высотах водоразделов, над озерами и лесами, на длинных мысах, врезавшихся о воду, высились видные издалека высокие башни. Необтесанные огромные бревна, из которых они сложены, прочны и суровы, но легко и стройно поднимается в прозрачный северный воздух сжатая, взлетающая постройка.

В постройках этих крошечных деревень, состоящих из 3 - 4 дворов, не было и следа деревенской приниженности, деревенского страха и одиночества. Острые башни деревенских храмов гордо возвышались над глухими лесами, над дикими просторами озер. Их видел и охотник, потерянный в лесах, и одинокий рыбак с озера и моря. Они видели, как над лесами и водами высятся создания человеческой воли, человеческого труда.

Эти деревянные строения были для них знаком победы над лесом с его дикими зверями, над морем с его бурями, над голодом и зимним мраком. Они были разнообразны «причудливы, как мысли охотников, рыбаков и крестьян, раскиданных поодиночке и мелкими группками по бескрайним северным просторам, и все же похожи, как строившие их люди, связанные общей борьбой с полярной природой.

В крае, по которому странствовал Аристотель, рождались и жили сказки.

Северные церкви - те же сказки, только не сказанные, а построенные. Такими же необычными, чудесными, как образы сказок, кажутся нам помещения с шестью, восьмью и даже двадцатью стенами, высокие крыльца с наружными крытыми лестницами, удивительные формы кровель: острые как шпиль башен, круглые как головы, бочкообразные, сердцевидные.

Но вместе с тем все в северной постройке, как и в сказке, просто, понятно, разумно.

И, как в сказке, все наделено здесь человеческими чертами.

Купол над кровлей назывался «главою», узкий барабан между кровлей и куполом - «шеей». Пространство между скатами крыш - «челом» или «очельем» (т. е. лбом). Верхняя балка кровли, господствующая над зданием, носила название «князя».

Глядя на эти постройки, Аристотель не мог сказать, как перед владимирским собором: «Это - дело наших мастеров». Никто из итальянцев не мог построить эти здания, никто не мог научить такому строительству русских мастеров.

Суровая природа, умирающая на две трети года, заградила путь в эти края западноевропейской и восточной культуре. Но она же оградила жителей севера от монгольских нашествий, от притязаний князей, от фанатизма греческих и русских попов.

Создатели этих церквей работали не на князей, как Аристотель и его товарищи в Италии. Заказчиками северных строителей были их односельчане. Да и сами строители жили, рыбачили и охотились вместе со своими соседями по деревне.

Здесь, в России, как когда-то в древней Греции, создавалась народная архитектура, незнакомая ни Аристотелю, ни его заказчикам.

Обратный путь Аристотеля вел его через Великий Новгород. Подобно Владимиру он уже пережил время своего могущества. Когда-то это был величайший торговый город, сторож русских земель на рубеже с западными странами.

В торговле, обнимающей весь тогдашний мир, в борьбе с иноземными завоевателями сложился его вольный городской строй, его замечательное каменное строительство.

Теперь Новгород переживал глубокий упадок. Лишь в памятниках прошлого - крепости-детинце с его каменными церквами - Новгород хранил память о своем великом прошлом.

Новгородские церкви были стройны, просты и суровы. Боевой шлем русских воинов увенчивал их главы. Не было ни одного лишнего украшения, ни одной лишней части в их крепком высоком теле.

Они были подтянуты и снаряжены как воины перед боем.

Но обо всем этом: о деревянных сказках севера, о воинственных соборах Новгорода - Аристотель не мог написать своему герцогу. Его бы все равно не поняли.

9. Успенский собор

О том, что увидел Аристотель в городах Владимире, Новгороде и на русском севере, он нигде не написал. Он рассказал об этом в своей постройке - в Успенском соборе московского Кремля.

Немедленно после возвращения с севера он стал во главе строительства. И удивил москвичей своей необычайной техникой. Он устроил машину для подъема на стены кирпича и бревен, систему колес-блоков, по которым на веревках втягивали вверх все тяжести.

В 1479 году постройка была готова. Это было высокое обширное здание, увенчанное пятью куполами-шлемами.

Просторным, высоким и светлым было внутреннее пространство храма. Четыре круглые столба поддерживали его высокие оводы. Оно напоминало залы просторных дворцов, созданные для собраний и пиршеств, а не деревенские клетушки московских церквей.

По-новгородски просты, бедны украшениями были белые стены постройки. Лишь поясок из тонких колонок и арочек, любимый владимирскими зодчими, с трех сторон окружал собор. Колонки эти, как в старых московских церквах, были перевязаны посередине, как куски ткани.

Широкое, богато украшенное крыльцо выходило на площадь. Только в Италии строили такие крыльца-террасы - гостеприимные, резко выделяющие вход в здание.

В своей постройке Аристотель соединил черты разных архитектур, созданных разными народами, культурами, разными укладами быта, мыслей и чувств. Он внес в нее привычные ему образы итальянских. городов. Он рассказал в ней о том, что видел во время своих странствий по русским землям.

Суровую и вместе с тем изящную простоту северно-русских построек, воинственную собранность новгородских храмов он сочетал с украшениями, любимыми владимирскими зодчими, с «нарядом» московских изб и церквей. И слил все эти черты в одно неразрывное целое.