Книга без названия

Солт ругаться не стал, только буркнул себе под нос:

- Поистине, женские мозги - куриные мозги.

Он выбросил из кузова студебеккера сперва дорогие ковры, а потом все, без чего можно обойтись. Швейную машину сестры-вдовы оставил, чтобы не обидеть. Солт переговорил с командиром, всучил ему солидный куш денег, и солдаты за несколько минут загрузили в машину заготовленные загодя продукты.

- Ты умный старик, - сказал командир, - там, куда вас везут - голод. Тряпок наживете. И холода жуткие там.

Это спасло большую семью от неминуемой смерти, хотя один мешок с кукурузой у них украли ночью, когда их выгрузили на снег недалеко от станции Баталы.

- Да будет это сахой *! - махнул рукой Солт.

В апреле 1945 года Анна получила письмо из-под Акмоленска Казахской ССР. Она узнала почерк Савика.

«Дорогая тетя Анна. Здравствуйте!

Пишет Вам Савик. Вы нас еще не забыли? В нашей семье все живы и здоровы. Воти рассказал нам, как Вы приехали и говорили с ним о том, что должно случиться. Большое Вам спасибо! Живем мы в небольшом селе, всего тридцать четыре дома. Кругом степь. Это колхоз. Я на волах вожу сено. Другой работы здесь нет. Это место совсем-совсем не похоже на нашу землю гор нет вообще зимой очень холодно.

Тетя Анна, если бы Вы знали, как много людей наших умерло от голода, холода и болезней. Умирали целыми семьями, так что еле успевали хоронить. Помните, девочку Макку с кудряшками, она всегда прибегала к Вам, когда приезжали, чтобы получить гостинцы? Помните? Нет теперь ни Макки, ни всей их большой семьи - двенадцать человек. Одиннадцать человек умерло, а старший брат сошел с ума. Тут такие дела.

Старики говорят, что голод пошел на спад, теперь умирают меньше. Но мы все живы. Воти просит еще раз написать привет. До свидания!»

Анна немедля собрала две посылки и отослала.

Солдат упорно разглядывал ее единственным глазом, а на лице непонятная улыбка. Правый пустой по плечо рукав был заткнут по пояс. Правая щека исковеркана шрамом от скулы до глазницы. Походная сумка висела через плечо. Он ее поставил на землю.

- Солдат, Вам кого? - Спросила Анна с порога.

- Не узнаешь, сноха?

- Боже мой! Кто ты? Гири! - она бросилась к деверю и разрыдалась у него на груди.

- Да. Ничего. Меня действительно трудно узнать. Был целый человек, а теперь - полчеловека.

- Где это тебя - в Берлине?

- Нет, сноха, до Берлина я не дошел сорок километров. В деревушке одной. Из миномета. Мне кисть руки оторвало и глаз выбило. Пошла гангрена. Сперва по локоть отрезали, а потом по плечо… Но жив.

- Ну и слава Богу, пошли в дом.

- Тут наших вывезли… Я не знал, ехал домой. А в вагоне об этом меж собой осетины говорили. Я подслушал. Решил сперва к тебе зайти, а потом уж в Базоркино.

- Не стоит в Базоркино. Тебя задержат и под конвоем отправят в Казахстан. Я знаю, где наши - они в Акмолинской области. Сын твой, Савик, догадался по прибытию на место написать. Мы переписываемся. Я даже посылочки высылаю. Все живы. Вот тебе и первая радость. Пошли в дом. Пошли.

- А Саша как?

- Пишет, что скоро демобилизуется. Дважды был ранен.

- Я думал, что Родину защищаю, а я убийц моего народа защищал… - у него дрогнул голос.

- Успокойся, Гири! Не надо об этом. На то воля Аллаха.

- Да. Да.

На самом пороге он вдруг остановился:

- А он? - Спросил Гири шепотом.

- Жив.

- Мстит?

- Да.

- Бывает?

- Да.

Переступив через порог, он взглядом что-то искал.

- Степан Лукъяныч, вышел куда?…

- Нет папы более. Умер он еще в сорок первом. Воти его и похоронил, все расходы на себя взял.

Долго стоял Гири посередине комнаты, не решаясь сесть.

Господи, как сильно изменился этот мир за эти года!

Неделю провел Гири у Анны, отсыпался, досыта наедался нормальной домашней едой. Втайне он надеялся встретиться с буйным братом, но этого не случилось.

Снабдила сноха деверя целым мешком харчей, дала денег на дорогу, купила билет и отправила к семье в Казахстан. По прибытию на место обещал сразу написать. Что он и сделал.

В конце сорок шестого вернулся Саша, привез с собой жену-молдаванку. Оказывается, он целый год занимался перевозкой трофеев из Германии. Саша пил и очень много. На этой почве между супругами возникали скандалы, иногда доходящие до рукоприкладства, и Анна ничего с этим не могла поделать. Саша портился прямо на глазах. Наконец молдаванке надоело все это - уехала, не попрощавшись. Она написала с поезда: «Саша, прощай! У тебя уже есть одна жена - водка, зачем тебе вторая?»

Саша стал пропадать неделями. Часто отсиживался в милиции за пьяные дебоши. Анны он боялся, никогда не отвечал дерзко на упреки.

Однажды она безнадежно вздохнула:

- На тебе, Саша, прекратился наш род. Теперь я рада, что папа не дожил до этих дней.

- Сестренка, прости меня, я - кончился. Вроде я живой, а души моей уже нет. Война убила мою душу. Слабый я оказался.

И она больше не сказала ему ни единого слова упрека - бесполезно, но любви сестринской к нему не теряла.

Но и он держался определенной грани - сильно пьяный на глаза ей не попадался.

Эти четверо неожиданных гостей, не отходя от порога, рассматривали ее. Сердце у Анны дрогнуло.

- Анна Левенцова? Жена Асламбека?

- Я - Анна Левенцова, жена…

Тот, что стоял в середине, видимо старший, кивнул головой, взял у молодого большой сверток, двинулся к столу:

- Вот.

Сердце обдало жутким холодом, но она удержалась на ногах: перед ней лежала бурка Асламбека, а внутри, вероятно, его вещи. Таков обычай кавказских воинов.

- Убили?

- Да, - кивнули они все разом головой.

- Вы из отряда Хучбарова?

- Нет, мы все одинокие волки, но этот бой решили дать вместе, а тамадой избрали его. Под Балтами. Мы их там навалили. Но вот…

- Он мучился?

- Нет. Пуля сразила его насмерть. Успел сказать: «Передайте ей… Я Аллах!» - и все.

- А тело?

- Мы захоронили.

- Можете сказать мне - где?

- Можем. На старом кладбище Гаракха. Мы пробрались ночью. Там сейчас живут грузины.

- А как я узнаю точно его могилу.

- На самом углу восточной стороны. Мы поставили низкий, незаметный деревянный чурт. Вырезали две русские буквы: А и Э.

- Спасибо вам.

Абреки повернулись, чтобы уходить, но старший произнес:

- Такая наша судьба, сестра: сегодня - он, завтра - мы.

Они ушли. Анна развернула бурку. Барашковая шапка, белая черкеска, пуховой башлык, подарок Анны, кинжал с поясом.

Анна долго разглядывала эти дорогие для нее вещи, а потом собрала снова все в бурку, обняла, как живого человека, и повалилась на постель.

- Лев-Асламбек! Милый, отважный и неукротимый мой рыцарь! Как же так? Разве так может быть, без тебя?

Ее тихий плач с причитаниями продолжались до предрассветного часа. Тут Господь сжалился над ней - напустил на нее глубокий сон.