Ирина Нельсон - Кома. Книга третья.

Темно-серая густая жидкость с глянцевым блеском, в которую превратилась его боль, была вполне материальна и при любом контакте вызывала, закономерно, боль. Её можно было пить, втирать, вдыхать пары — что угодно, хоть капать внутривенно. Но от неё можно было легко избавиться, приняв стандартное обезболивающее. Любое, хоть магловский нурофен.

Северус долго ломал голову, зачем целителям создавать жидкий аналог круциатуса. Но единственное адекватное объяснение — стимуляцию при лечении нервной ткани — разбил ленивый ответ Вадима: «Бабуля ей капусту квасила и цикламен поливала». Это был просто когнитивный диссонанс. Готовить на пыточном зелье еду и использовать его в качестве удобрения… До такого могли додуматься только русские.

Северус задумчиво провел пальцем по губам. Русские не использовали зелье как пыточное. Его создание было лишь побочным продуктом лечения боли. Фактически, это даже не лечение. Её просто вынимали из тела, сохраняя все свойства...

Стоп.

«— Так можно избавиться только от физической боли?

По губам целителя скользнула печальная улыбка.

— Нет, не только».

Северус застыл, пораженный простотой и изяществом ответа.

Что есть раскаяние? Душевная боль!

Кто может сварить боль? Только тот, кто её испытывает.

Раскаивался ли Северус хоть в одном поступке? Да, черт возьми, у него целый список!

Волхов был не просто истинным целителем, он был связан очень жесткой клятвой. Он не мог не просто кого-то убить, даже указать пути для подобного. Лишь на лекарство. И Северус действительно мог исцелить Темного Лорда. А мог и убить. Ведь всё решает только доза. Но это уже от Вадима никак не зависело.

Ай, да Волхов! Ай, да целитель! Если это не гениальность, а результат долгой и упорной учебы, то зельевар однозначно хотел пройти тот же курс!

Работы пятикурсников были забыты. Дверь в лабораторию распахнулась с полпинка. Повинуясь взмаху палочки, котел наполнился водой, на горелке вспыхнул огонь, а в руку прыгнул березовый черпак. Остался последний шаг. Сварить раскаяние может лишь тот, кто его испытывает.

Северус вздохнул и закрыл глаза, сосредотачиваясь, опускаясь в глубины памяти. Окклюментивные щиты дрогнули, медленно открылись, будто давно не смазанные ворота. И оттуда, будто стая озлобленных голодных псов, вылетело всё, что он тщательно хоронил до этого дня: лица убитых, яды, донесения, стычки, Азкабан, пророчество, Лили…

Грудь больно сдавило, в горле встал острый ком. Давясь слезами, зельевар схватился за стол, опустил в кипящую воду березовый черпак и непослушными губами выговорил магические слова. В котел поползли первые порции густой нефтяной черноты…

В себя Северус пришел на диване возле камина, укрытый тонким пледом. Тело ныло так, как будто по нему прошелся торжественный марш, а на душе было… странно легко и пусто, как будто внутри был воздушный шарик с гелием. Голова гудела, и её мягко массировали тонкие сильные пальцы. Под щекой было что-то теплое, твердое и определенно живое. Не подушка — колени.

— Профессор, вы идиот, — выпалил Вадим, не прекращая массажа.

Северус попытался спросить, получилось ли зелье, но горло выдало лишь сипение. Пришлось шептать.

— Я кричал?

— Слабо сказано. Тебя было слышно даже в гостиной. Ребята здорово напугались, — признался Вадим.

«А еще больше напугался ты», — понял Снейп, на секунду представив ту какофонию эмоций, которая долетела до побратима.

— …Я еле уговорил их не бежать за Помфри. Захожу, а ты лежишь в лаборатории. Что бы ты ни варил, штука получилась ядреная. Она расплавила котел и прожгла насквозь стол. К счастью, с полом оно не справилось, хотя там теперь вмятина. Я всё собрал в герметичную колбу. Испарения достали тебя даже через заклятье головного пузыря и активную фильтрацию воздуха. Надо было дарить тебе на День Рождения противогаз, — Вадим лукаво улыбнулся. — Не знал, что ты веришь в ангелов.

Ангела Северус действительно видел и, помнится, активно восхищался его красотой и схожестью с Вадимом. Тот вытирал ему лицо, и над кудрявой головой отчетливо сиял нимб. А в тенях, закутанный в черную сутану, стоял Великий Инквизитор со странным медальоном на груди вместо креста и громко зачитывал все грехи Снейпа. Инквизитор был знаком тоже — почему-то у него было лицо деда, Ангелиуса Принца, который до этого встречался лишь на фотографиях.

— Я что-то говорил? — прошептал Северус.

— Ты бредил, — просто ответил Вадим, успокаивающе массируя ему голову. — Называл меня прекрасным ангелом и просил отправить тебя в ад. Правда, долго не мог определиться, на какой круг… Видишь ли, ты меня страстно убеждал, что подходишь седьмому, восьмому, девятому и второму. Причем называл даже щели. Не знал, что творчество Данте тебя настолько впечатлило.

Не вынеся позора, Северус закрыл лицо рукой.

— Надеюсь, ты просто молчал?

— Ну, — Вадим почесал нос и дернул плечом. Зеленые глаза наполнились лукавством. — Я ж ангелом был. Отговаривал, конечно. Ты так трогательно меня благодарил…

Северус вспомнил, как его божественный заступник возражал Инквизитору, убеждая, что подсудимый достоин как минимум первых пяти небес, как сам Северус в приступе горячей любви целовал ангельские руки, и застонал:

— О, Боже…

— Всего лишь ангел, — скромно ответил негодник с ехидной улыбкой. — Не переживайте, сэр, я уже забыл, какой из вас вышел потрясающий…

— Волхов!

— Молчу-молчу.

Койлхен Эвраукский — король бриттов из Колчестера и предводитель восстания против римского владычества, который сверг римского наместника Асклепиодота. Коль провозгласил себя королём Британии, однако, опасаясь кары императора, вынужден был заключить мир с римлянами. Является родоначальником старых британских родов, в числе его потомков значатся и Тюдоры.

Династия Аберфрау (англ. House of Aberffraw) — династия бриттского происхождения, основателем которой является Анарауд, король Гвинеда. Династия является одной из трех боковых ветвей династии Манау, которая в свою очередь была одним из нескольких ответвлений Династии Койлхена.

Джеральд Джонсон дураком не был, и то, что все катится к черту, понял быстро. Сначала отец сказал ему, что мать их бросила, но все ее вещи лежали на местах, а потом стал говорить соседям, что она уехала ухаживать за престарелой родственницей, но родни со стороны матери в живых не осталось — это Джерри знал точно.

Его мать, Кейтлин О’Рейли, происходила из семьи ирландских ведьм, а отец, Джаред Джонсон — из простых добропорядочных христиан англиканской церкви.

И если бы кто-то спросил, отчего так получилось, что столь разные люди оказались связаны священными узами брака, его мать ответила бы, что хоть она тоже весьма добропорядочная христианка, но настолько истовой веры увидеть в супруге не ожидала. По ее собственным оговоркам, она никогда бы не вышла замуж за столь благонравного и правильного человека, если бы не прошедшая в магическом мире война. Тогда, двадцать лет назад, ей казалось, что держать в тайне благие способности будет просто. Но тайну пришлось открыть, когда у Джерри в восемь лет случился магический выброс и мама взяла его вину на себя.