Ткачев А.,Соколов В.и др.- Свобода любви или идол блуда

Итак, единая основа пола при созревании поляризуется - дает временное расщепление сексуальности и эроса. Проследим теперь их раз­витие в этой первичной раздельности их4.

Половое созревание локализует половую энергию в телесных органах, и отныне телесная сторона пола приобретает законченный опре­деленный характер, выдвигается на первый план. Этим самым как раз и создается сексуаль­ное сознание;то, что мы называли до сих пор «сексуальностью», охватывает поэтому и объективное созревание (развитие органов пола), и самое сознание сексуальных движений. Обе стороны сексуальности связаны очень тесно, можно сказать интимно, но сексуальное созна­ние может быть при этом расплывчатым и не­ясным (в чем и состоит психическая «чистота» в это время — преимущественно у девушек, а иногда и у юношей). В силу особенностей физиологическо-анатомического характера в муж­ском организме сексуальное сознание у юно­шей всегда ярче и отчетливее. Именно потому работа воображения у юношей гораздо более активна и ярка в сфере пола и если к этому при­бавить те разговоры, которые ведут между со­бою юноши, даже мальчики, то становится по­нятной опасность «загрязнения» воображения у них. Но независимо от того, расплывчато или более определенно работает сексуальное вооб­ражение, само половое созревание вызывает глубокие перемены в юном существе. Духовный сдвиг, который здесь происходит, заключается в том, что подростки, еще недавно с увлечением отдававшиеся разным социальным движениям в душе (подражание старшим, уход от семьи в сре­ду товарищей и подруг, развитие внешнего аван­тюризма, влюбленность в «героев» и т. д.), ныне уходят в себя, замыкаются в себе, часто чужда­ются общества, ищут

4 Чтобы не усложнять нашего изложения, мы не входимв очень важные, ныне уже хорошо изученные различияв этой области у маль­чиков и девочек. (Примеч. автора.)

«друга». Подростки становят­ся снова, как в раннем детстве, эгоцентричны, они впервые осознают свое «я» в отделении или проти­вопоставлении окружающим, сознают в себе «лич­ность».Исходной основой многих душевных движений является ныне сфера «подсознания», которая завладевает душой, сознание же не справляется с игрой тайных сил, зреющих в юном существе, не овладевает ими - отсюда по­стоянные противоречия в это время, частая пре­тенциозность, мечтательность, легкая раздражаемость, развитие фантазии. Подростки часто сами не знают, чего хотят.

Развитие сексуальности как таковой, то есть само половое созревание и развитие сексуально­го сознания идет в указанной форме в первые три-четыре года, а затем оно принимает более спокойный характер и перестает быть источни­ком противоречивых движений и душевного бес­покойства. Но в эти же первые три, четыре года полового созревания развивается — рядом с раз­витием сексуальности — и потребность любви, зреет эрос. Иногда обе эти сферы (сексуальность и эрос) не слишком отделяются одна от другой (хотя пути той и другой разные), а иногда они очень расходятся друг от друга, как бы мешают друг другу. Как существует чисто сексуальное воображение, так и в сфере эроса воображение становится могучей силой, получающей огром­ное питание, особенно от искусства. Эрос про­рывается первоначально в юной задумчивости, в меланхолической мечтательности, ищет свое­го питания в чтении романов. Это действие ис­кусства на развитие движений эроса много раз изображалось в литературе, причем должно за­метить, что тема эта вовсе не исчерпана — так глубока и значительна она. Во всяком случае, все знают особенности этого периода, в течение ко­торого эрос как бы расправляет свои крылья. Де­вочки хотят «нравиться», начинают усиленно забо­титься о своей наружности,ищут общества мальчиков, вообще становятся «маленькими женщинами», влюбляются, начинают ревновать и т. д. А мальчики напряженно стремятся пока­заться старше своих лет, подражают тем, кто им кажется ярким человеком, тоже влюбляются (или играют во влюбленность).

Вообще движения эроса в этот первый пери­од пугливы, застенчивы, как бы ищут «препят­ствий», чтобы укрыться в них, закрыть от других движения эроса; они смешны извне, но часто трогательны в своей свежести и почти всегда подлинно поэтичны. Тургенев превосходно изобразил это в рассказе «Первая любовь» — и как раз у него отчетливо показано, как эти пер­вые движения любви чужды сексуальности. Хотя сексуальность и эрос растут из одного и того же корня, хотя позже с чрезвычайной силой про­явится потребность слияния эроса и сексуально­сти, духовной любви и телесной близости, но пока оба тока движутся не только раздельно, но нередко во взаимном отталкивании. Потреб­ность любви нередко переживается в линиях чи­стой «спиритуальности»; по выражению русско­го поэта, «только утро любви хорошо». Тут, конечно, нет никакого «гнушения» телесной сто­роной, вся суть здесь в той могучей потребности идеализациилюбимого существа, которая являет­ся движущей силой эроса и принадлежит к числуосновных потребностей нашего духа. В этом и зак­лючается огромное творческое значение пережи­ваний любви — именно в них и через них вырас­тают эти могучие крылья, которые возносят дух в горний мир. Нет никакого святотатства в том, что любимое существо кажется в это время боже­ством — это вовсе не риторика, а действительное переживание, характерное для «утра любви» и ре­ализующее в нас жажду бесконечности.

Конечно, на этом пути всегда ждет нас опас­ность «донжуанизма», суть которого заключает­ся в том, что Дон-Жуан ищет именно «пережи­ваний» любви, а не стремится к предмету любви, то есть не отдается всецело любимому существу, но бросает его, чтобы вновь пережить «утро любви». Эта погоня за новыми и новыми пере­живаниями любви становится под конец у Дон-Жуана неким проклятием, в ней есть «дурная бесконечность», погоня за призраком, ибо ре­альная любимая женщина Дон-Жуана не удов­летворяет. Впрочем, в том истолковании донжу­анизма, какое дал Алексей Толстой в своем «Дон-Жуане», можно видеть некую (искусствен­ную, конечно) его апологию. Но верно здесь то, что движения эроса действительно диктуются духовной потребностью, то есть потребностью идеала. Но именно потому и возможно, что дви­жения эроса могут чуждаться всякого элемента сексуальности. Владимир Соловьев на эту тему написал замечательный этюд под названием «О смысле любви» — после платоновского «Пи­ра» это единственная гениальная вещь в миро­вой литературе по философии эроса.

Шопенгауэр с присущей ему остротой мыс­ли утверждал, что движения эроса суть только «фиговые листочки», которыми наше сознание закрывает от себя истинный смысл любви, ко­торый будто бы заключается просто в половом сближении. Это презрительное обозначение движений эроса «фиговыми листочками» не только ложно, но оно как раз совершенно пере­ворачивает соотношение двух сторон в сфере пола. Движения эроса не только не суть «фиго­вые листочки», но они как раз и образуют истин­ный корень всего — сексуальность же есть толь­ко транскрипция в телесной области того, что исходит от исканий любви. Последняя сущность пола как раз и состоит в искании любви, что есть центр и основа того огня, который горит в чело­веке; сексуальность же есть только выражение в сфере телесной этих внутренних движений. Как тело вообще есть инструмент души (и в этом смысле справедливо может быть названо частью души, а не обратно), так и сексуальность лишь передает и выражает то, что загорается в душе, как инструмент, который своими звучаниями передает мелодию, на нем разыгрываемую. Правда, есть формы влюбленности, которые как бы оправдывают мысль Шопенгауэра, в которых бьется пульс сексуальности слишком сильно, но это менее всего типично для юного возраста и всегда свидетельствует о нарушении нормально­го соотношения между сексуальностью и эросом. Пресловутый Sex Appeal («сексапильность» — Ред.) есть, конечно, реальное явление, но он все­гда связан с нездоровой психологией - для обе­их сторон.