216512_B61BA_yamburg_e_a_pedagogicheskiy_dekameron

Закрывать глаза на национальные проблемы преступно, полуправда не менее вредна и может обернуться трагедией — об этом говорил режиссер киностудии им. М. Горького Саламбек Мамилов, который приступает к работе над филь­мом по повести Приставкина. Ингуш по национальности, он ребенком был отправлен в ссылку, где пробыл четырнад­цать лет. Спас его от верной гибели март 1953 года.

Даже сейчас, весной 1988 года, сценарий с трудом про­бивает себе дорогу. Бесконечные вопросы — «а надо ли?», «а поймут ли?», «а ко времени ли?» — стоят на пути к съем­кам. Еще бытует негласное мнение, что нравственность ре­бят, их мышление надо взращивать исключительно на по­ложительных примерах, а драматические моменты нашей истории... ну были, но зачем ворошить старое? Какое за­блуждение! Воспитывать юные души можно только прав­дой, какой бы суровой и тяжелой она ни была. Ребята все знают, все понимают — уровень их информированности достаточно высок, зачем же с ними в бирюльки играть? Ес­ли мы, взрослые, хотим, чтобы наши дети нам верили, то должны честно и откровенно разговаривать с ними.

Так писала журналист Е. Зонина в газете «Советская культу­ра» через неделю после премьеры спектакля.

Завершая рассказ о сотворенных историях, я в который раз подчеркиваю их отличие от тех, которые нам в обилии подбрасывает жизнь. Конечно, педагогику можно и нужно высекать и из житейских коллизий, очищая их от вредных примесей страс­тей человеческих: злобы, ненависти, зависти, непомерного тще­славия и т. п. Сотворенные же истории — беспримесны и пото­му они высшей педагогической пробы.

И последнее замечание. Теперь, когда позади уже более тридцати лет работы в одной школе, нередко приходится слы­шать, что представленный опыт не воспроизводим. Маститому директору с такими связями открываются все двери. А что де­лать нам? Кто будет с нами разговаривать? Отвечаю со всей оп­ределенностью. Поп-звезды и кумиры толпы недосягаемы. Но они нам и не нужны. Подлинные деятели культуры, болеющие душой за будущее страны, всегда открыты для общения с юно­шеством. Что же касается волшебных встреч, то много лет назад в беседе с историком Н. Я. Эйдельманом я как-то не смог сдер­жать своих чувств: «Просто не верю своему счастью. Я, дирек­тор обычной московской школы, познакомился с вами, с Була­том Окуджавой». Он ответил предельно кратко: «Евгений Александрович, каждый в своей жизни должен познакомиться с тем, с кем должен познакомиться».

УЧИТЕЛЯ

Странные люди

Учитель всего-навсего человек, и ничто человеческое... Разные бывают педагоги: талантливые и с более скромными дарова­ниями, открытые, добросердечные и холодные ремесленники. Что ни говори, но учитель — профессия массовая. Претенденты на эту роль не проходят кастинг. Уровень будущих гонораров исключает возможность его организации. Но в последнее время в фокусе внимания средств массовой информации оказываются либо педагогические монстры, издевающиеся над детьми и до­водящие их до суицида, либо, напротив, жалкие, униженные учителя, становящиеся легкими жертвами своих озверевших учеников. Таким образом, если судить по СМИ, вся сложная па­литра школьной жизни сводится к схеме «палач — жертва», где учитель и ученик, в силу разных обстоятельств, лишь периоди­чески меняются местами. Между тем это далеко не так. Не имея намерения любой ценой защитить честь мундира, убеж­ден в том, что подавляющее большинство представителей на­шего цеха— подвижники, люди без страха и упрека.

Мне посчастливилось участвовать в последней телепереда­че с Зиновием Ефимовичем Гердтом. Было это за месяц до смерти великого актера. Он, безусловно, понимал, что уходит. Но в импровизированной студии на втором этаже его дачи, где шла съемка, блистал остроумием, энергией, превозмогая дикие боли. После завершения съемки, вероятно прочитав в моих глазах немой вопрос-восхищение, он заметил: «Учитель и актер — не профессии. Это предназначение!» Подтверждения мудрого взгляда покойного актера на сокровенную суть нашего ремесла получаю постоянно...

Одинокой тридцатипятилетней учительнице, наконец, повез­ло: в нее влюбился удачливый бизнесмен, вдовец. Строго гово­ря, первым в учительницу и ее предмет влюбился сын, а затем подтянулся и папа. Желая завоевать расположение любимой, он привел ее в ювелирный магазин и предложил выбрать по вкусу кольцо с брильянтом. После минутного замешательства, потупив глаза, она произнесла: «А можно компьютер для каби­нета истории?..»

Директор школы в небольшом поселке Центральной Рос­сии. Летом ему необходимо было подготовить школу к новому учебному году, а на ремонт выделили всего три тысячи рублей. Денег на краску катастрофически не хватало. Тогда вдвоем с же­ной, учительницей этой же школы, они собрали смородину с пришкольного участка, продали на рынке и выручили еще две тысячи. Но и этого оказалось недостаточно. На помощь пришли старшеклассники. Выслушав их финансовый проект, сгорая от стыда, пожилой директор опустил голову, но не нашел в себе сил его отвергнуть. Подростки собрали пустые бутылки со всего поселка, отмыли их и сдали в пункт приема стеклотары, выру­чив еще три тысячи рублей. Так общими усилиями школу при­вели в порядок. В конце лета высокая комиссия, написав заме­чания, поставила свою драгоценную подпись под актом прием­ки школы...

Мы были знакомы со студенческих лет, хотя и учились на разных факультетах. После окончания вуза наши пути разо­шлись. Борис Алексеевич Меркулов стал, можно без преувели­чения сказать, великим учителем биологии. Автор прекрасного учебника, великолепный рассказчик, неутомимый путешествен­ник, он умел влюблять детей в свой предмет. Свой первый урок в новых биологических классах он обычно начинал так: «Я не уверен, что все вы будете биологами, но каждый из вас станет мамой или папой. И вы все должны быть готовы ответить на ты­сячи вопросов своих детей». За десятилетия работы в 199 школе Москвы он так по-настоящему ни разу и не был в отпуске. Обычно лето со своими воспитанниками он проводил в запо­ведниках, заказниках, полевых экспедициях. Большую часть жиз­ни с женой и ребенком прожил в полуподвальной комнате мос­ковской коммуналки на улице Нагорной, где нажил легочное заболевание. И лишь за четыре месяца до смерти въехал в трех­комнатную квартиру.

На взлете своей педагогической карьеры, в сорок семь лет, полный замыслов, планов и грандиозных проектов, Борис узнал, что смертельно болен.

С директором его школы Марией Андреевной Комлевой мы пришли к нему в больницу, по сути дела, — прощаться. Болезнь развивалась стремительно, и он, биолог по образованию, это отчетливо осознавал.