H. Wells - Английский язык с Гербертом Уэллсом. Машина Времени

'About eight or nine in the morning I came to the same seat of yellow metal (в восемь или девять часов утра я добрался до той самой скамьи из желтого металла; seat — сиденье; зд. скамья ) from which I had viewed the world upon the evening of my arrival (откуда осматривал /окружавший меня/ мир в первый вечер своего прибытия; to view — обозревать, оглядывать, осматривать ). I thought of my hasty conclusions upon that evening (я подумал о своих поспешных выводах, /к которым я пришел/ в тот вечер) and could not refrain from laughing bitterly at my confidence (и не смог удержаться от горького смеха над своей самоуверенностью; bitter — горький; confidence — вера, доверие; самонадеянность, самоуверенность ). Here was the same beautiful scene (теперь /передо мной/ была та же прекрасная картина; scene — местодействия/впьесе, романеит. п./;пейзаж, картина; зрелище ), the same abundant foliage (та же изобильная листва = растительность), the same splendid palaces and magnificent ruins (те же чудесные дворцы и великолепные руины), the same silver river running between its fertile banks (та же серебристая река, бегущая = катившаясвоиводы между плодородными берегами; fertile — плодородный, изобилующий, богатый ). The gay robes of the beautiful people moved hither and thither among the trees (пестрые одеяния красивых людей = красивыелюдивпестрыходеждах двигались туда-сюда среди деревьев; gay —веселый, радостный, беззаботный; яркий, пестрый; robe — халат; одеяние, покров/поэт./ ).

hasty [`heIstI], foliage [`fqulIIG], magnificent [mxg`nIfIs(q)nt], fertile [`fWtaIl]

'About eight or nine in the morning I came to the same seat of yellow metal from which I had viewed the world upon the evening of my arrival. I thought of my hasty conclusions upon that evening and could not refrain from laughing bitterly at my confidence. Here was the same beautiful scene, the same abundant foliage, the same splendid palaces and magnificent ruins, the same silver river running between its fertile banks. The gay robes of the beautiful people moved hither and thither among the trees.

'Some were bathing in exactly the place where I had saved Weena (некоторые /из них/ купались на том самом месте, где я спас Уину; exact — точный, строгий; правильный, безошибочный, верный ), and that suddenly gave me a keen stab of pain (и это внезапно вызвало у меня острый приступ боли = у меня больно сжалось сердце; stab — удар; внезапнаяостраяболь, приступ ). And like blots upon the landscape rose the cupolas above the ways to the Under-world (подобно черным пятнам над всем этим ландшафтом = зрелищем поднимались купола над путями в Подземный Мир; blot — пятно, клякса ). I understood now what all the beauty of the Over-world people covered (я понял теперь, что скрывала вся эта красота жителей Верхнего Мира; to understand — понимать ). Very pleasant was their day (их день был очень приятным; pleasant — приятный; радостный ), as pleasant as the day of the cattle in the field (таким же приятным, как день скота, /пасущегося/ в поле). Like the cattle, they knew of no enemies and provided against no needs (подобно скоту, они не знали врагов и не заботились о своих нуждах; to provide — заготовлять, запасать; предусматривать, заботиться/очем-либо/ ). And their end was the same (и их конец был таким же).

exactly [Ig`zxktlI], pleasant [`pleznt], cattle [kxtl], enemy [`enImI]

'Some were bathing in exactly the place where I had saved Weena, and that suddenly gave me a keen stab of pain. And like blots upon the landscape rose the cupolas above the ways to the Under-world. I understood now what all the beauty of the Over-world people covered. Very pleasant was their day, as pleasant as the day of the cattle in the field. Like the cattle, they knew of no enemies and provided against no needs. And their end was the same.

'I grieved to think how brief the dream of the human intellect had been (мне было горько думать, какой короткой была мечта человеческого разума; to grieve — огорчать/ся/, горевать; brief — короткий, недолгий ). It had committed suicide (он совершил самоубийство; tocommit— совершать /обычно выходящее за какие-либо рамки действие/ ). It had set itself steadfastly towards comfort and ease (он упорно шел в направлении благосостояния и праздности), a balanced society with security and permanency as its watchword (гармоничного общества с обеспеченностью и неизменностью в качестве своего лозунга; permanency— постоянство, неизменность; watchword— девиз, лозунг ), it had attained its hopes (и он добился = реализовал свои надежды; toattain— достигать, добираться; добиваться )—to come to this at last (/только/ чтобы прийти к такому в конце концов). Once, life and property must have reached almost absolute safety (когда-то, должно быть, жизнь и собственность /каждого/ достигли полной безопасности; property — имущество, собственность ). The rich had been assured of his wealth and comfort (богатые были уверены в своем благосостоянии и комфорте), the toiler assured of his life and work (а работяги были уверены = довольствовались своей жизнью и трудом; toiler —работник, работяга, труженик; to toil — усиленно трудиться; выполнять тяжелую работу ). No doubt in that perfect world there had been no unemployed problem (без сомнения, в таком совершенном мире ни проблема безработицы; toemploy— держать на службе, предоставлять работу, нанимать ), no social question left unsolved (ни социальные вопросы не остались нерешенными; tosolve— решать /вопросы, проблемы/ ). And a great quiet had followed (и великий покой последовал /за этим/; quiet— тишина, безмолвие; покой, умиротворение ).

grieve [grJv], permanency [`pWmqnqnsI], unemployed [`AnIm`plOId], quiet [`kwaIqt]

'I grieved to think how brief the dream of the human intellect had been. It had committed suicide. It had set itself steadfastly towards comfort and ease, a balanced society with security and permanency as its watchword, it had attained its hopes—to come to this at last. Once, life and property must have reached almost absolute safety. The rich had been assured of his wealth and comfort, the toiler assured of his life and work. No doubt in that perfect world there had been no unemployed problem, no social question left unsolved. And a great quiet had followed.

'It is a law of nature we overlook (мы не придаем значения тому закону природы, /который гласит/; to overlook — необращатьвнимания, непридаватьзначения, игнорировать ), that intellectual versatility is the compensation for change, danger, and trouble (что разносторонность ума является наградой за перемены, опасности и тревоги /жизни/; versatility — непостоянство, изменчивость;многосторонность, разносторонность ). An animal perfectly in harmony with its environment is a perfect mechanism (живое существо, /которое пребывает/ в совершенной гармонии с окружающей средой, есть совершенный механизм; environment — окружение, окружающаясреда ). Nature never appeals to intelligence until habit and instinct are useless (природа никогда не прибегает к разуму до тех пор, пока привычка и инстинкт бесполезны = не востребованы; toappeal— апеллировать, обращаться, прибегать /к чему-либо/ ). There is no intelligence where there is no change and no need of change (разума нет там, где нет перемен и нет необходимости в переменах). Only those animals partake of intelligence that have to meet a huge variety of needs and dangers (только те живые существа обладают интеллектом, которые вынуждены встречаться с огромным количеством нужд и опасностей; variety— многообразие, разнообразие ).

versatility ["vWsq`tIlItI], environment [In`vaIqr(q)nmqnt], appeal [q`pJl], variety [vq`raIqtI]

'It is a law of nature we overlook, that intellectual versatility is the compensation for change, danger, and trouble. An animal perfectly in harmony with its environment is a perfect mechanism. Nature never appeals to intelligence until habit and instinct are useless. There is no intelligence where there is no change and no need of change. Only those animals partake of intelligence that have to meet a huge variety of needs and dangers.

'So, as I see it, the Upper-world man had drifted towards his feeble prettiness (таким путем, мне кажется, человек Верхнего Мира пришел к своей ничтожной красоте; feeble — немощный, слабосильный, хилый/офизическомсостояниичеловекаилиживотного/;незначительный, ничтожный ), and the Under-world to mere mechanical industry (а человек Подземного Мира — к чисто механическому труду; industry — промышленность, производство;усилия, напряжение; зд. труд ). But that perfect state had lacked one thing even for mechanical perfection—absolute permanency (но и в этом совершенном положении /вещей/ недоставало одного, даже /и/ для механического равновесия — абсолютного постоянства; tolack— не хватать, не доставать, испытывать недостаток /в чем-либо/ ). Apparently as time went on, the feeding of the Under-world (очевидно, с течением времени кормление Подземного Мира; feeding— питание, кормление ), however it was effected, had become disjointed (несмотря на то, что оно осуществлялось, стало беспорядочным; toeffect— осуществлять, совершать, выполнять /обычно подразумевается преодоление каких-либо препятствий/;todisjoint— нарушать структуру, вносить беспорядок ). Mother Necessity, who had been staved off for a few thousand years (Мать-Необходимость, сдерживаемая в продолжение нескольких тысяч лет; tostave— снабжать бочарными клепками; tostaveoff— предотвращать, предупреждать, /беду и т. п./, сдерживать ), came back again, and she began below (вернулась снова и начала внизу /свою работу/).