Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

– Доброе утро, – поприветствовала я ее, уже прикалывая покров.

Агнесс смуро посмотрела на меня, потерла пятую точку, перевела взгляд на радостно улыбающуюся Юозапу и, тяжело вздохнув, кивнула, мол, нам, того же.

Поторопив девочку, мы покинули келью, чтобы едва успеть к началу молитвы перед завтраком. Приподнятое настроение не оставляло нас в течение всей трапезы: сестры перешептывались, прятали улыбки, приведя тем самым кастеляна в сильное негодование.

По завершению завтрака, нас из ремтера словно ветром сдуло. Решили сразу же отправиться в город. Несмотря на восемь часов утра, народ бурлил, толкался, все были оживлены и немного взбудоражены предстоящими событиями. До десяти часов пробродили по близлежащим улочкам ауберга ордена Святого Августина, а в назначенное время, встретились с Марком. Мальчишка обрадовался нам как родным, тут же затараторил: куда мы сегодня должны сходить, и что сможем увидеть.

Первым делом он потащил нас в центр, на площадь Всех Соборов, где должно было состояться главное действо – молебен в честь праздника равноапостольных братьев Августина и Иеронима. Выйдя на проспект, ведущий от северных ворот, мы с потоком людей устремились к площади, чтобы занять лучшее место и увидеть службу и последующую за ней торжественную процессию.

По дороге Марк нам объяснял:

– Вот эта триумфальная арка была поставлена в честь Главного Бейлифа Эппо, который присоединил Преатию в двести восемьдесят восьмом году.

Я потрепала его по голове, взлохматив волосы, и с улыбкой сказала:

– Спасибо, малыш, но мы тоже умеем читать.

– Ничего я не малыш, – надулся было парень, но Гертруда зашла к нему со спины и коварно принялась щекотать за бока. Марк не выдержав, засмеялся, дернулся и, на несколько шагов отбежав в сророну, показал язык. Та шутейно погрозила ему кулаком, и заулыбалась в ответ.

С такими шалостями мы добрались до входа на соборную площадь. Там собралась невообразимая толпа, и было не протолкнуться. Оказывается многие паломники, приехавшие в город, заняли места еще со вчерашнего вечера и теперь с нетерпением ожидали начала торжеств. Лишь благодаря сестринским одеждам и напору Гертруды мы смогли добраться до первого ряда у края площади, а дальше нам хода не дали. Люди уплотнились настолько, что пройти вперед было возможно, лишь прорубая дорогу мечом. Поэтому, плюнув на все, мы решили остаться на отвоеванном у паломников месте, все равно увидим процессию: и как поедут в храм, и как обратно.

Марка поставили перед собой, чтобы ему было лучше видно, а вот Агнесс, несмотря на все ее просьбы, задвинули во второй ряд, нечего лишний раз мелькать. Люди стоящие рядом переговаривались между собой, периодически начиная толкаться, пытались встать получше. Чтобы ожидание тянулось быстрее, я стала рассматривать соборы.

Но вот стройной колонной на площадь вбежали беллаторы ордена Святого Георга и рассыпались по периметру, оттерев собравшихся немного назад. Встав лицом к людям, они внимательно принялись наблюдать за толпой. Один остановился рядом с нами, и я тут же принялась разглядывать его: когда еще доведется вблизи увидеть кого-то из самых лучших воинов Церковного Союза. Да про них легенды ходят! Рассказывают, будто мечами машут любо-дорого посмотреть, а вот как именно не описывают. Здорово было бы на это в действительности глянуть. Только как такое возможно? Против него выйти? Чего-то меня такая мысль не греет, и даже желания не возникает подобным способом тайну мастерства узнавать – жизнь дороже.

Беллатор оказался велик ростом, выше Гертруды на ладонь точно, широкоплеч, с неулыбчивым взглядом льдисто-голубых глаз уроженца северных провинций союза. Облачен был в довольно легкий доспех: бригантину с бархатной основой, пронзительно синего цвета, наплечники и наручи, дополнительно усиленные на левой руке. На голове у него – неглубокий круглый шлем с длинным наносником, а на поясе меч, который я прежде никогда не видела.

В это время на площадь ступили первые боевые братья в цветах своих орденов: августинцы в зеленом, а иеронимцы в темно-лиловом. Они шли двумя колоннами, каждая из которых возглавлялась знаменосцем, несущим полотнище на высоком штандарте с изображением святого покровителя. Следом, построившись в ряд по десять, шли, сверкая доспехами, лучшие воины ордена, и ауберга в частности. После, отставая от них на пару ярдов, рослые монахи в снежно-белых одеяниях мерной поступью, чуть враскачку на большом изукрашенном цветами помосте, несли позолоченный крест, увитый терниями и розами. И тот час же многоголосый перезвон охватил площадь, колокола на всех храмах откликнулись разом. Он поплыл, заполняя окрест. Толпа радостно взорвалась приветственными криками. Затем пошли юные послушники и аколиты, в белых расшитых стихарях с корзинами в руках, украшенными лентами. (Аколит (лат. acolythus, – сопровождающий, служащий) – (автор) – церковнослужитель-мирянин ребенок, который выполняет определенное литургическое служение. Чаще всего этот ребенок в дальнейшем пойдет по стопам священнослужителя. В обязанности аколита входит зажжение и ношение свечей, а также ряд других функций. Стихарь – короткое (до середины бедра) облачение из легкой белой ткани, по покрою – рубаха с присборенными на кокетке рукавами и передним и задним полотнищами) Они разбрасывали перед собой и в стороны лепестки роз и пшеницу – символы райской жизни и нынешнего благополучия на земле. Люди протягивали к ним руки в надежде поймать пшеничные зерна, ведь кому достанется хотя бы одно, будут счастливы весь следующий год. За ними, под переменивший тональность колокольный перезвон появились двое носилок с золотыми ковчежцами со святыми мощами апостолов Иеронима и Августина. Дюжие братья, обличенные в альбы, по трое с каждой стороны положили ручки носилок себе на плечи, и ровным шагом двигались по бело-алому ковру, устилающему камни. (Альба – одеяние белого цвета (или совсем светлого оттенка иного цвета) покроя длинного платья до пола, с длинными рукавами, скроенное таким образом, что плотно прилегает к телу.) Восторженный вопль, раздавшийся в момент, когда мощи показались на площади, перекрыл даже звуки праздничного благовеста.

Тут стоящие на площади беллаторы слаженным движением, все как один обнажили свои странные мечи и вскинули их в приветственном салюте. Я сразу же принялась его разглядывать у ближайшего ко мне ко мне воина. Клинок оказался прямым, но с нехарактерной заточкой – полуторной, словно у фальшиона. Лезвие хоть и носило следы многочисленных рубок, было выполнено из очень хорошей стали, такой, что мне аж завидно стало. А еще оно оказалось довольно длинным, два с половиной фута точно, и широкое, я даже заметила утолщение ближе к концу. Утяжеление что ли? Эфес весьма необычный: рукоятка под одинарный хват, а перекрестье уж вообще ни в какие ворота не лезет – ассиметричное, в форме неглубокой чашки, но как-то задранной в сторону, словно бы руку прикрывающее. Оно что должно защищать кисть бойца? (Героиня впервые видит перед собой ранний вариант палаша) Воин перехватил мой изучающий взгляд, задержал на мне свой, посмотрев в упор пару секунд, словно вьюгой по коже продрал. Ох… Вот обмороженные буркала! Я постаралась принять незаинтересованный вид, и поспешила переключить внимание на продолжающую двигаться процессию.