Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

Показался богато украшенный паланкин, в котором восседал Его Святейшество Папа Геласий IX в белой парчовой каппе и митре, с пасторалом в руках. (Каппа – верхнее облачение, по покрою напоминающее плащ-накидку, закрывающее руки на ?. Митра – прямоугольный в основании головной убор, представляющий собой две скрепленные между собой лопасти (формы пятиугольника или усеченного овала), переднюю и заднюю, с двумя тесемками, свисающими сзади. Пасторал – папский посох, с загнутым верхним концом.) С абсолютно прямой спиной он сидел, не касаясь кресла. Взгляд его был невозмутим и безмятежен. Вслед ему понесли не менее красивые портшезы с главами празднующих орденов. Правда, место командора августинцев его высокопреосвященства Урбана, сейчас занимал епископ Бернар, в парадной сутане, подпоясанной широким полотняным поясом с белой окантовкой и кистями, в епископской шапочке на макушке. А вот кто же вместо адмирала Форсина? Того я знала, поскольку видела, когда была неподалеку от Святого города в гавани Исбаунт. Неужели прежний командор почил в борзе? Надо же, а я ничего и не знала. Однако нового командора иеронимцы, похоже, себе еще не выбрали, поскольку в портшезе сидел епископ в одеянии первого достойного доверия, только выражение лица у него было как у человека очень недалекого. Ну ладно, не мне судить об уме священнослужителей пресвитерия. Далее, конечно же, пронесли Ее Благочестие Саскию, родную сестру нынешнего главы Святого Престола. Вот сморщенная урючина! Как всегда в черном! Даже в праздничный день не изволила поменять цвета одежд. Мне отсюда было видно, насколько хмурым взглядом благочестивая окидывала площадь и радостную толпу, плотнее поджимая и без того тонкие губы. А потом пошли священнослужители саном поменьше: епископы, епископы-суффраганы, прелаты, прокураторы и прочая шушера. Процессия растянулась минут на десять.

Я вытягивала шею, вставала на носки, стараясь увидеть, что же делается впереди, поскольку рассматривать мимо-проходящих и мимо-проносимых у меня не было ни какого желания. Там пред Главным Собором должно было разворачиваться основное действо. Несмотря на свой немаленький рост, мне не удавалось разглядеть происходящего. Ах ты ж! Посмотреть-то охота! Я принялась толкать локтем в бок старшую сестру.

– Чего? – недовольно спросила она, тоже приподнимаясь на цыпочки.

– Ну что там? – спросила я, стараясь перекричать шум толпы.

– Где? – сначала не поняла меня та. – У собора что ли?

– Ну!

– Хреново видно, – пояснила Герта, безуспешно пытаясь рассмотреть поверх голов.

У меня мелькнула идея; опершись сзади на плечи старшей сестры, я подпрыгнула вверх. Мне удалось разглядеть, как дюжие братья сняли с плеч паланкин Папы, и как он сошел на мостовую перед собором.

– Ты что творишь?! – взвилась Гертруда, после того как я подскочила вверх. – Совсем рехнулась?!

– Ты что?! Интересно же! – пояснила я, прижавшись щекой к ее уху.

Колокола слаженно выдали последний сложный перезвон и умолкли. На мгновение наступила оглушающая тишина, а потом площадь наполнилась приглушенным гулом многотысячной толпы. Я рискнула подпрыгнуть еще раз; чтобы немного задержаться, уперлась руками в плечи сестры. Едва опустилась на мостовую, как Гертруда шустро развернулась ко мне.

– Еще раз так сделаешь, тебя выкинут вон! – пообещала она. Мы стояли нос к носу, вернее нос к подбородку, поскольку теснота и давка была еще та.

– Я же только посмотрела, – оторопело выдала я.

– Это ты потом беллаторам объяснять будешь, – прошипела она. – Они уже на тебя косятся. Ты вроде первая из нас должна соображать: что можно делать, а что нельзя!

Я ничего не ответила, только фыркнула и бросила взгляд на воина стоящего слева: тот неотрывно смотрел на меня. Вот блин! Ладно, попробуем по другому. Склонившись к Марку стоящему сбоку от меня, и, бросив ему на ухо: 'Не пугайся!', – ухватила его за пояс и приподняла вверх.

– Видно? – поинтересовалась я, стараясь пристроить его зад на своей груди.

– Да! – раздалось сверху.

Я, поудобней перехватила парнишку, буквально усаживая его себе на левое плечо, и искоса посмотрела на беллатора. Тот напряжено бросил взгляд в нашу сторону, но, видимо решив, что мальчик не представляет опасности, не стал зацикливаться только на нас, а продолжил напряженно разглядывать толпу.

– Ну? – нетерпеливо спросила я, одновременно подкидывая Марка, чтобы он не съезжал вниз.

– Его Святейшество Папа Геласий стоит лицом к храму, – прокомментировал парень увиденное, потом, помолчав минуту, продолжил: – А теперь разворачивается к нам. Говорит что-то. Даже руки простер. О!

– Что? – Гертруда, тоже не видя происходящего, заинтересованно вскинула взор на Марка.

– Ему один из епископов празднующего ордена руку целует, – пояснил тот. – А теперь другой. Папа что-то им говорит, а они кланяются. Ух ты ж! Мощи в храм понесли. Похоже не пройдут в двери… Не-е… Прошли. А сейчас хор строится.

– Какой? – подала голос Агнесс впервые за пол часа.

– Обычный, – даже немного удивился Марк. – Тот, который всегда в Главном Соборе поет.

– И что они будут делать? – спросила девочка.

– Ну ты глупая! – протянул пацан удивленно. – Петь, конечно!

– Сам ты глупый! – возмущенно вскричала Агнесс.

– Так, все! – я опустила паренька на землю. – Раз хор будет петь, значит, ничего пока интересного не будет.

– Почему? – Марк удивленно изогнул бровь, почему-то отдаленно напоминая мне в этот момент епископа Констанса. – Там много чего интересного. Поднимите меня, я еще посмотрю.

– Ну ты хитер парень, – протянула я, восхищенная его наглостью. – Ты ж все-таки не пушинка чтоб тебя часами на груди таскать. Будут самые интересные моменты – подниму, а так терпи.

– А как вы узнаете, что момент самый интересный? – лукаво спросил тот.

– Стой, вымогатель! – я постаралась спрятать невольную улыбку. Вот шалопай! Поди из своих родителей, пока был дома, веревки вил. – Как станет тихо, так и будет тебе самый интересный момент.

И тут хор запел. Слаженное многоголосье перекрыло шум толпы, да и люди притихли. Грянули первые слова: 'Gloria in excelsis Deo. Et in terra pax hominibus bonae voluntatis.' (Слава в вышних Богу. И на земле мир людям доброй воли.) Люди стали опускаться на колени. На мгновение мне стало видно, как Его Святейшество с епископами и прочими высшими священнослужителями входят в главный храм, а потом и я опустилась на мостовую.

Служба шла более часа. Для людей оставшихся снаружи собора она дублировалась хоральными песнопениями. Мы то опускались на колени, то снова вставали. Становилось немного скучно и неинтересно. Нам ничего не было видно через такое количество народа, лишь когда ряды перед нами опускались, мне на несколько мгновений удавалось рассмотреть что творится там впереди.