Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

– А сколько тебе лет было? – прервала ее заинтересованная Агнесс.

– Пятнадцать по весне стукнуло. Так вот, мельнику понадобилась крепкая жена. Он вдовый был. Две прежние жены у него померли. Первая родами, когда четвертого рожала, а вторая сама повесилась. У мельника детишек шестеро по дому бегало, правда, той же весной, пока он ко мне сватался, двое примерли, но четверо все же осталось. И подумала я, что не хочу идти за мельника, он и меня в могилу сведет, как двух первых жен. Ведь не от хорошей же жизни вторая сама на себя руки наложила? Хозяину харчевни нужна была дюжая невестка в услужение, тоже жизнь не сахар с утра до ночи на кухне батрачить, да пьяных клиентов обносить. А тут еще по ночи, с поздних посиделок шла и увидала, как сын хозяина харчевни, одну из ихних подавальщиц загнул и охаживает. Та бедная пищит, кричит что больно, а вырваться не смеет, да и куда денешься от хозяйского сына.

– Что он делает? – не поняв, переспросила девочка.

– Ох, и дитя ты еще! Вроде семнадцать, а сущее дитя! – вздохнула Гертруда, покрепче прижав ее к себе, та только пискнула. – Блуд он творил нехороший!

– Как это?

– Да неважно, – отмахнулась я от ее глупых вопросов. Эту историю полностью я слышала впервые. Знала раньше, что Герта со свадьбы сбежала, но вот от чего, понятия не имела. – Рассказывай дальше.

Старшая сестра посмотрела на меня с благодарностью и продолжила.

– И прикинула я: ни тот, ни другой меня не устраивают, ни с тем, ни с другим весь век коротать не хочется, взяла да и сбежала за два дня до назначенной свадьбы. За кого уж собирался выдать меня отец я так и не прознала, но не жалею что смылась оттуда. Сказала родным, что вечером с подругами гадать пойду на всю ночь, у нас в деревнях такой обычай был…

– Грешный обычай! – выдала молчавшая доселе Юза. – Гадать страшный грех!

– Сейчас то я знаю что грех! – согласилась с ней Герта. Она, придерживая оной рукой Агнесс, освободила другую и попыталась отвесить Юзе щелбан. Та проворно откатилась на пол ярда в сторону, чтобы оказаться в недосягаемости от Гертиных пальцев. – Ты пойди это молоденьким селянкам объясни! Страшно, боязно, но жуть как интересно. Отговорилась я от родных, а сама припустила что есть мочи до первого госпиталя. Бухнулась в ноги тамошнему настоятелю, говорю ему, хочу, мол, служить Богу. Он посмотрел на меня, посмотрел, да и позвал остановившихся там сестер. Повезло, ночевавшие сестры были как раз из нашего ордена. Они посмотрели на меня, покрутили, обо всем подробненько расспросили, и взяли к себе. А что: я здоровая, высокая, для боевых сестер самое то! Вот так и оказалась в монастыре.

– Ясно, – вздохнула Агнесс. – А я бы все равно хотела замуж выйти.

– Не судьба! – припечатала ее Юозапа, вставая и вновь укладываясь ближе к нам. – Человек предполагает, а Господь располагает!

– Да, – она скорбно кивнула, соглашаясь с ней. Поерзала немного, утерла лицо и посмотрела вопросительно на меня.

– Что? – я догадалась, о чем она хочет меня спросить, но прикинулась дурочкой.

– А ты как попала в орден? – озвучила девочка свой вопрос.

– Да ни как, просто пришла и все, – как можно спокойнее ответила я. Рассказывать мне не хотелось совершенно. Терпеть не могу тревожить призраков прошлого.

– Совсем просто-просто? – продолжила допытывать она.

– Совсем просто-просто, – кивнула я. – Ты лучше лицо умой.

– И ты совсем ничего не расскажешь?

– Да, нечего, – отмазалась я. – Просто решала и пришла в орден.

– Ясно, – еще раз вздохнула она, встала и принялась мыть из поясной фляжки раскрасневшееся лицо.

Я же невольно принялась ворошить прошлое.

Не люблю вспоминать свое детство, не слишком оно было радостным. После того как умер отец, и ленными владениями управлять стало некому, точнее мать не захотела, ее родня решила вопрос просто – вдову с двумя дочерьми выдали замуж. Быстро сговорились с ближайшим соседом, приличного рода, барона, и тоже вдовца. Мать радовалась свадьбе. Она была из тех женщин, которые не могли обходиться без мужского плеча, всегда требовала, чтобы кто-нибудь о ней заботился. Ее призвание, как и у многих женщин нашего времени – хлопать красивыми глазами, вздыхать, краснеть, бледнеть да падать в обморок. Сосед оказался мужчина видный, властный, нетерпимый к непослушанию других, но мать ему пришлась по нраву. Свадьбу сыграли той же весной, едва закончился положенный траур. Нам с сестрой он не нравился, но кто нас тогда спрашивал?! Да и спрашивали когда-нибудь детей – хотят ли они нового отчима или мачеху? Взгляд у него был тяжелый такой, ощупывающий и оценивающий. Мы старались не показываться отчиму на глаза, а он не торопился выказывать нам свою любовь и заботу. Мать вновь расцвела с новым мужем, она была не так уж и стара – всего тридцать. Лиане же тогда было двенадцать, а мне восемь лет.

Так продолжалось года три. Сестра уже в пятнадцать выглядела как взрослая девушка, я же в свои лета как была доской, мосластым и костлявым жеребенком, так и осталась, только вытянулась сильно вверх.

Я не помню, как и что развивалось, но постепенно стала замечать, что сестра все реже начала выходить из комнаты, и чаще стала сидеть и играть со мной. Мать же больше и больше становилась ею недовольна, злилась, но я не понимала от чего. Почти сразу же пошли разговоры о ее скором замужестве с младшим сыном графа д'Эбове, мол, засиделась девица.

Все случилось в один из вечеров, когда мать поехала навещать троюродную тетку, отчим, сославшись на подагру, остался дома. Услышав непонятный грохот, я побежала в комнату к Лиане, но ее дверь оказалась заперта. Я кричала, билась, стучала, но никто так и не открыл. Слуги на шум никак не отреагировали, и не пришли посмотреть, что же случилось. Я же довольно долго стояла, уткнувшись в запертую дверь, все плакала и звала сестру.

Неожиданно ключ в замке провернулся, и дверь распахнулась; оттуда вышел отчим с расцарапанной щекой. Я испуганно отшатнулась в сторону, прижавшись к стене.

– И ты, маленькая сучонка здесь! – он оттер кровь с лица. – Прибежала! Попробуй вякнуть что-нибудь матери, и с тобой придется познакомиться так же близко, как с твоей сестрой! – и, выдав мне оплеуху, пошел прочь.

Я залетела в комнату, стулья были опрокинуты, посуда и подсвечники сброшены со стола. Лиана сидела в углу, и невидящими глазами смотрела на меня, почему-то держась руками за горло. Платье все было разорвано, на шее красовались синяки, а нижняя юбка в пятнах крови.

– Ли… Ли-и, – я подбежала к ней, крепко обняла. – Ли, он тебя бил?

– Нет, – прошептала она искусанными губами, так тихо, что я едва разобрала. – Другое… – потом с силой оттолкнув меня от себя, крикнула: – Уходи! Уходи отсюда! Убирайся из этого дома! Как можно скорее убирайся из этого дома! – я вылетела как ошпаренная.