Михаил Фонотов - Мир открыт для добра

«Местами охрана лесов нанесла тяжелый удар народному хозяйству. Она превратилась в охрану некультурной площади от культуры. Леса, изволите видеть, оказывают благотворное влияние на климат, питают реки, ослабляют засуху. Читатель, незнакомый с вопросом, быть может, удивится, если я скажу, что эта теория целиком высосана из пальца, вымотана из головы, сочинена в кабинете и лишена сколько-нибудь солидного, объективного обоснования».

В то же время, если вспомнить, доктор Астров в «Дяде Ване» сетовал:

«Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится беднее и безобразнее».

Пусть не так категорично, но споры о лесе и в наши дни остаются между этими двумя полюсами. Споры среди ученых продолжаются, несмотря на то, что все согласны в одном: лес надо беречь.

Однако и урожай собирать надо: лес-то растет, стареет, падает, сгнивает. Разумно ли оставить его нетронутым, тем более, что наша цивилизация не может обходиться без древесины? Подсчитано, что каждый из нас за свою жизнь расходует ее в среднем 100 кубометров, из нее изготовляют более 20 тысяч различных изделий. Нет, без древесины нельзя. Все споры сводятся к одному вопросу: как убирать древесный урожай?

Что касается общественного мнения, то все мы, кто к специалистам себя не причисляет, исходя из своих наблюдений, жизненного опыта, а может быть, в значительной степени по интуиции, — все мы, конечно же, покровительствуем лесу. Нам его просто жаль. Нам больно видеть срубленные деревья. Не потому ли лесосека вызывает у нас неприязнь?

Тем не менее вернемся к ней. Делянка занимает 12,6 гектара. На большей части почва содрана до бесплодного минерального слоя, очень долго еще здесь будет рукотворная пустошь. Скользя на мокрых бревнах, на крошеве веток, на желтой глине, под дождем пробираемся к лесорубам.

Издали — близко подходить нельзя, опасная зона — наблюдаем, как рубят лес. Трещит, будто мотоцикл, бензопила. Помощник вальщика Валерий Бурлаков подпер ствол валочной вилкой (длинный шест с вилкой на конце), сам вальщик, он же бригадир Гильмитдин Исламов, с той стороны, куда дерево должно упасть, подпилил клин на треть диаметра и вонзил пилу в ствол с обратной стороны. Вскоре ель с треском рухнула. Рядом трелевочный трактор подтягивал на тросе хлысты, взваливал их комлями «на спину» и увозил по волоку на верхний склад.

Мы выбрали ель потолще и засекли время, когда бригадир подошел к ней с пилой. Через три минуты ель упала, обнажив свежий срез. С начала века росла она, и вот три минуты — и сброшена с корня.

— Норма какая?

— Пятьдесят кубов за смену.

— Это сколько деревьев?

— Штук сто пятьдесят.

— А лесовозов?

— Лесовоз берет 18 кубов. Значит, около трех.

— Можно ли больше вырубить?

— Напластать-то можно хоть сто кубов, не в том дело.

Да, техника ныне такая, что напластать можно. Напластали уже.

Накануне была у нас беседа с секретарем Нязепетровского райкома партии Василием Георгиевичем Субботиным. Мы записали его взволнованный монолог:

— Судите сами. Пятнадцать лет, вплоть до 1980 года, у нас расчетную лесосеку ни во что не ставили. Лесу взяли на 1600 тысяч кубов больше, чем можно было. Допускается почти двойной переруб хвойного леса. В результате выпало несколько циклов, и теперь рубить нечего. Леспромхоз в убытках. Рабочих в нем в два раза меньше, но и тех занять проблема. Пустеют поселки заготовителей, люди разъезжаются. Сказ еще держится, а в Ураиме осталось десятка два жителей. Вот к чему пришли.

В тот же день мы встретили директора леспромхоза Василия Павловича Рожкова.

— Настроение? — переспросил он. — Очень плохое. Сегодня две бригады ставить некуда — рубить негде.

У бригады Исламова работа была. Но и то сказать, что лес на их делянке мог бы еще расти и расти, набирать кубометры.

А нельзя ли без лесосек? Можно. В идеале. О том, каков идеал, нам рассказал Анатолий Григорьевич Афанасенко, заведующий межрайонной лесной семеноводческой станцией. Мы стояли на опушке смешанного леса. То тут, то там высились огромные разлапистые сосны. Такие деревья у лесоводов принято называть несколько неожиданно — «волк». Свое оно уже простояло, может быть, даже перестояло, места в лесу занимает много, а под ним, в его тени, не подняться молодым сосенкам. Ждут они, ждут своего часа, вряд ли дождутся. Стоит срубить дерево-волк, и на его месте сразу же пойдут в рост сосенки.

Теперь проследим за мыслью Анатолия Григорьевича:

— У нас в лесхозе 230 тысяч гектаров леса. Считается, что дерево с диаметром ствола в 32 сантиметра дает кубометр древесины. Так вот, если срубить на одном гектаре одно такое дерево, хотя бы и дерево-волк, то перекроем расчетную лесосеку. Повторяю, одно дерево с гектара. Но как его срубить? А главное, как вывезти? Разве что вертолетом.

Может быть, когда-нибудь дело дойдет и до вертолета. Во всяком случае, не следует сразу безоговорочно относить этот способ к ненаучной фантастике. Но до него еще далеко, а пока что без лесосек не обойтись.

По технологии, которая ныне считается оптимальной, на лесосеке вырубают все деревья, а ветки, сучья, тонкомер, сухостой собирают в кучи и сжигают. На делянке необходимо оставить только подрост. В первый год «ошеломленный» обилием солнца подрост, «придя в себя», пускается в буйный рост.

Но в том-то и беда, что техника, которой пользуются заготовители, так громоздка и неуклюжа, что подросту нет спасения от гусениц. И мы видели перемолотые гусеницами ветки, стволы, молодые деревца, папоротники, подстилку, мох, черемшу, костянику…

Тем не менее лесосека дает начало новому поколению леса. Можно оставить все, как есть: лес возобновится. Вопрос: какой и когда? Можно проложить борозды и посадить в них сеянцы или саженцы, то есть создать лесные культуры.

Человек все больше берет на себя заботу о будущем леса. Александр Федорович Ожигов и Анатолий Григорьевич Афанасенко показали нам так называемые плюсовые деревья.

Если коротко — это лучшие деревья в лесу. Что значит «лучшие»? Мы стоим перед сосной-красавицей. Высота ее метров тридцать. Крона — над лесом, а ствол, ровный, гладкий, очищен от веток. Кроме того, он не «сбегает» к вершине, а почти на всем протяжении сохраняет свою толщину. Впрочем, признаков отбора много.

Каждое плюсовое дерево регистрируется, нумеруется, на него заводится паспорт. Известно, например, что в Нязепетровском районе 145 плюсовых сосен, 49 — елей, 23 — лиственницы. Словом, это селекционный запас лесного хозяйства.

Проблема — снять шишки с плюсового дерева. Взобраться на него способен разве что альпинист. Альпинистов-то обычно и нанимают для сбора шишек, оплачивая их работу из расчета по 15 рублей за дерево. Анатолий Григорьевич придумал свой способ, более доступный, но тоже достаточно экзотичный. Он показал нам, как это делается.