Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Первые несколько дней мы с наслаждением валялись на палубе, наблюдали, как нос нашей яхты рассекает коричневые речные воды и распарывает зеленые ковры camelote, водяных гиацинтов: в их изящно изогнутых, округлых листьях, держащихся у основания на зеленых плавучих пузырях, прятались скопления нежных сиренево-лиловых цветов. Более густые заросли мы старались обходить: ведь яхта прошла бы сквозь них без труда, но пропеллер мог запутаться в висячих, переплетенных корнях. Однажды совсем близко показались обитатели гиацинтовых островов — кваквы, белые цапли и очаровательнейшие, орехового окраса, яканы, осторожно задирая тощие ноги с длинными пальцами, ступавшие среди листьев в поисках случайно оказавшейся здесь мелкой рыбешки. Стоило нам приблизиться, они испуганно вспорхнули, обнажив желтые подкрылья, облетели вокруг, болтая ногами, и снова уселись на свой гиацинтовый плот, который теперь был позади нас.

Сэнди сидел на корме, потягивая мате, парагвайский чай. Гонсалес, присев на корточки рядом с мотором, вдохновенно бренчал на гитаре и громко пел, но его никто не слышал: рев мотора полностью заглушал голос. Капитан, взгромоздившись на высокий табурет в рубке, одной рукой направлял корабль, а другой наносил мазь на щеки. Стояла убийственная жара. В поисках прохлады мы с Чарльзом спустились в каюту и улеглись на койки, но там оказалось еще жарче: воздух сюда не проникал, и вскоре наши рубахи насквозь промокли от пота.

Сплав древесины на реке Жежуи

Вдруг мотор заглох и установилась непривычная тишина, которую нарушали только голоса капитана и Гонсалеса, бранившихся друг с другом. Мы выбрались на палубу. Мимо, вниз по течению, проплыл парусник; он двигался так неспешно, что мы успели разглядеть на палубе топчан с двумя подушками. Я выглянул за борт: наш скоростной катер как в воду канул. Сэнди, не теряя расположения духа, объяснил, что пару минут назад капитан, пытаясь обойти заросли водных гиацинтов, резко развернул яхту, катер перевернулся и «остался где-то сзади». Гонсалес, перегнувшись через корму, хотел подтянуть его за канат, которым он был привязан к яхте, но веревка полностью, почти вертикально, ушла в мутную воду. Разъяренный капитан сидел в рубке и свирепо цыкал зубом.

В ходе последующего спора выяснилось, что ни Гонсалес, ни капитан плавать не умеют. Пока они препирались друг с другом, мы с Чарльзом разделись и полезли за борт. К счастью, река оказалась на удивление мелкой, тем не менее нам понадобилось почти два часа, чтобы вытащить полузатонувший катер на отмель, починить мотор, привести в порядок три бака для горючего и устранить прочие неполадки. К тому времени, как мы закончили работу, топчан и две подушки, скорее всего, прибыли в Асунсьон: возвращаясь вниз по течению, мы их не встретили. Конечно, катастрофы не произошло, но доверия к навыкам капитана у нас поубавилось.

Следующие три дня были скупы на события. Мы вышли из вод Парагвая и повернули на восток, в Жежуи. Через несколько километров наша яхта остановилась примерно на час в Пуэрто-И, последнем населенном пункте на этой реке. Когда мы отплыли, привычно угрюмый капитан заметно помрачнел. Он никогда не был на Жежуи, и сейчас идти по ней ему явно не хотелось. Воды там опасные, и он не скрывал: над нами нависла катастрофа. Он столкнулся с ней утром четвертого дня. Река впереди нас круто поворачивала, петляла, бурлила водоворотами.

Капитан решительно и обреченно заглушил мотор. Он уже, вопреки здравому смыслу, совершил не одно чудо навигации, но теперь рисковать категорически отказывается, и у нас есть только один выход — вернуться. В конце концов, после долгих уговоров он согласился сесть в катер и проплыть вперед, чтобы исследовать излучину. Когда он вернулся, по его виду можно было догадаться, что наихудшие опасения подтвердились.

Началась перебранка, слегка облагороженная переводческими «купюрами». Сэнди решил ради общего блага переводить каждой стороне лишь то, что относится к делу, и опускать всю брань, которую, как я подозревал, капитан обрушивал на наши головы, а мы — на него. Мы были уверены, что река, конечно, коварная, но пройти по ней возможно. Трусливо повернуть в Асунсьон означало бы потерять как минимум неделю, а это немыслимо. Топтаться в окрестностях нам неинтересно — к ним подступила цивилизация, и мы не найдем здесь животных, ради которых приехали. Но капитан был непреклонен. «Я не хочу умирать! — с мелодраматическим пафосом восклицал он. — Надеюсь, вы тоже не ищете смерти». В ответ мы грязно выругались. Сэнди вежливо перевел. Пока шли споры, мимо нас, болезненно стуча мотором, проползла какая-то дряхлая посудина и скрылась в излучине.

Завидев ее, мы окончательно рассвирепели. Нас трясло от невозможности сказать капитану все, что о нем думаем, не прибегая к посредничеству Сэнди. На помощь пришел Чарльз. Он напрягся и произнес два испанских слова, с которых начался первый за время пути прямой и недвусмысленный разговор с капитаном. Примерно за час до нашей свары капитан, пытаясь наладить керосинку, ворчал, что она вечно ломается потому, что произвели ее не европейцы, а Industria Argentina. И теперь Чарльз, уставившись на виновника наших бед, со всем сарказмом, на который был способен, гневно произнес: «Капитан — Industria Argentina» — и торжествующе оглянулся. Он был так горд своей языковой победой, что мы не могли удержаться от смеха. Сэнди, улучив момент, незаметно слинял, чтобы приготовить себе новый мате. Без него словесные баталии вынужденно прекратились.

Чарльз и я присоединились к Сэнди, чтобы обсудить, как нам быть дальше. Мы вспомнили о дряхлой посудине, которая на черепашьей скорости проплыла мимо нас в разгар словесной войны. Если она прошла вверх по течению, значит, за ней пойдет кто-то еще и, возможно, согласится нас подтянуть. Эта мысль — последняя наша надежда — немного успокоила, мы поужинали и отправились спать.

В полночь нас разбудил шум мотора. Мы бросились на палубу, принялись вопить изо всех сил, нас услышали, и катер подплыл поближе. К счастью, Сэнди знал капитана, невысокого смуглого человека по имени Кейо; они познакомились несколько лет назад, когда наш переводчик работал в этой местности на лесозаготовках. Минут десять они переговаривались, попеременно освещая факелами судно, лежащий на дне груз, нашу яхту и лица друг друга. Мы с Чарльзом ждали в темноте, за пределами очерченного светом круга.

Наконец Сэнди повернулся к нам. Кейо, сообщил он, плывет в маленькое поселение лесорубов, что находится в верховьях реки Куругуати, одного из притоков Жежуи. Это была та самая местность, куда мы надеялись попасть. Однако, продолжал Сэнди, на катере уже есть трое пассажиров — лесорубы, едущие на заработки, — и, кроме того, он под завязку нагружен товаром. Поэтому места для нас не найдется, но Кейо согласен взять нашу аппаратуру и немного еды, а мы последуем за ним на нашем катере.