Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Мы покинули Иреву-куа в лучезарном настроении.

В толдерию мы приехали вечером. Вождя не было; как нам объяснили, он пошел в лес, чтобы посмотреть на свои грядки с маниокой.

«Нет-нет, — попытался осторожно пошутить я, — он пошел ловить еще больше животных для нас».

Местные жители рассмеялись, может быть, чуть более громко, чем того заслуживала шутка, и ушли, чтобы нам не мешать.

Наутро появился гонец от вождя.

«Вождь не придет, — объявил он. — Ногу растер». «Но где наши животные?» — забеспокоились мы.

«Спрошу», — лаконично ответил посланец и удалился.

Поздно вечером нас навестил вождь. Не было заметно, чтобы он хромал.

« Señors хотят заплатить за животных, — сообщил Сэнди. — Где броненосец?»

«Сбежал».

«А муравьед?»

«Тот умер».

«А тукан?»

Повисла пауза.

«Его ястреб сожрал», — мрачно сообщил вождь.

«А тинаму?»

«А… — Вождя смутить было трудно. — Вообще-то я никогда их не ловил, но знаю, где искать. Сказал, что поймал, хотел увидеть, сколько денег дадите».

Почему вождь передал нам, что поймал животных, которых и не думал ловить, мы так и не поняли. Я объяснял это гостеприимством и заботой о добром имени, исключительно важными для архаических сообществ. У Чарльза была более приземленная гипотеза.

«Надеюсь, — строго изрек он, — эта история научит нас не задавать глупые вопросы».

Тем не менее наше присутствие несколько оживило деревню. Животных для нас по-прежнему никто не искал, зато индейцы сочувственно расспрашивали о путешествии, нередко приходили к нам посидеть, попить мате и дать множество полезных советов, куда идти и что делать. Как-то один из наших гостей вспомнил, что слышал о человеке, недавно нашедшем яйца птицы дхаку пети . Это очень редкая птица, рассказал он, а тот человек взял яйца и подложил их под домашнюю несушку. Судя по всему, дхаку пети здесь называли похожего на индейку белохохлого гокко, одну из самых красивых древесных кур. «Как найти этого человека?» — спросили мы. Наш собеседник ответил не сразу — он явно прикидывал, сколько дадим за выводок. После недолгого торга сошлись на том, что объем бартера будет полностью зависеть от количества, вида и состояния птенцов. Индеец, по-видимому разделявший передовые экономические взгляды на роль и процент посредника при заключении сделки, заверил, что разыщет цыплят сам.

Белохохлые гокко

Через два дня он вернулся с прелестными желтыми в черную крапинку пушистыми комочками. Понять, действительно ли это гокко, было сложно, поэтому мы решили поверить на слово и обменяли птенцов на нож.

Приручились они довольно быстро, вскоре топали за нами повсюду, и в конце концов, боясь на них наступить, мы соорудили вольеру. Птенцы охотно клевали пшеницу и кусочки мяса, быстро росли, а мы внимательно наблюдали за ними, пытаясь понять, в кого они превратятся. Через некоторое время мы заметили, что один малыш немного отличается от собратьев, но, только вернувшись в Лондон, смогли по достоинству оценить приобретение. Трое действительно оказались белохохлыми гокко. Они узнавались по черным с белыми пятнышками крыльям, ярким, лилово-алым сережкам и роскошным «плюмажам» из длинных белых перьев. У четвертого наряд был намного скромнее — грязновато-коричневое оперение да маленькие алые сережки. Если индейцы намеренно всучили нам птенца из другого гнезда в полной уверенности, что подсунули менее ценную птицу, они ошиблись. Невзрачная птаха оказалась гокко Склейтера, самой ценной из всей четверки, редкой гостьей в Лондонском зоопарке.

Само зрелище обмена четырех жалких птенцов на внушительный, поблескивающий на солнце нож произвело на обитателей деревни неизгладимое впечатление, и два дня спустя к нам явился молодой человек с большущим, почти метр в длину, подвешенным на веревке полуживым тегу. Я знал, что эта рептилия мощными челюстями может запросто отхватить мне палец, и постарался как можно осторожнее взять ее за шею и хвост. Ящерица изогнулась, хвост, негромко хрустнув, отделился от туловища, и в каждой руке я, к своему изумлению, обнаружил извивающуюся половинку. Крови не было, лишь несколько алых капелек на концах длинных листообразных мышц, кольцом обвивавших край обломанного хвоста. Ящерицы поменьше при опасности часто отбрасывают хвост, но я совершенно не ожидал такой выходки от огромного тегу и, признаться, перепугался.

Рептилия, несмотря на добровольную утрату хвоста, чувствовала себя вполне бодро, однако ее наружность была подпорчена. Я щедро вознаградил нашего гостя и отнес ящерицу в лес отращивать новый хвост.

На следующий день тот же охотник принес второго тегу. Он был не меньше вчерашнего, но теперь я держал его еще осторожнее. Оказалось, что ящерица ранена: загнанная в угол норы, она бросилась на своего преследователя, вцепилась в его мачете и до крови порезала рот. Я не был уверен, выживет ли она, но на всякий случай осторожно посадил в клетку и положил рядом яйцо.

Наутро яйцо исчезло, а тегу мирно дремал в углу. За несколько недель раны во рту медленно затянулись, и к тому времени, как пришла пора отдавать его в зоопарк, к нему вернулись не только сила, но и дурной характер, свойственные ему всегда.

Теперь наша коллекция была достаточно большой. К гокко и тегу присоединилась пара редких красногузых попугаев Максимилиана, молодая уррака и пять крохотных птенцов попугая. Однако наше ценнейшее сокровище, броненосцев, мы так и не нашли.

Каждый день мы упорно искали их норы. Особого труда это не составляло: броненосцы старательно роют землю в поисках пищи, чтобы спрятаться и просто так, на всякий случай. Иногда покидают старую, обжитую нору и начинают выкапывать новую.

В один из дней мы набрели на тоннель, в котором, по всем приметам, кто-то обитал. У входа виднелись свежие следы, а внутри, вперемешку с мусором, валялись обрывки еще не засохших листьев. Если здесь действительно живут броненосцы, их можно поймать, только выкопав. Причем взрослых животных вряд ли добудешь: они зарываются вглубь метра на четыре, а то и больше. Даже если мы сможем к нему добраться, энергичный броненосец проворно зароется еще глубже, и нам явно за ним не успеть. Оставалось надеяться, что отыщем детенышей: обычно их оставляют довольно близко к поверхности и не уводят на большую глубину, где в дождливую погоду скапливается много воды.

В поисках броненосца

Копать было невероятно трудно. Стояла дикая жара, мы то и дело натыкались на клубки переплетенных корней. Где-то через час изматывающей работы обнаружилось, что основной ход расположен более или менее горизонтально, примерно в метре от поверхности. Листьев становилось все больше, и это означало, что мы приближаемся к передней части норы, где обычно обитают детеныши. Стоя на четвереньках, я немного разгреб рыхлую землю и заглянул вглубь, чтобы, прежде чем протяну руку, убедиться в безопасности. Однако в тоннеле стояла кромешная темнота, и ничего не оставалось, как действовать вслепую. Я лег навзничь в вырытую нами яму, осторожно пошарил рукой в норе, но нащупал одни только листья. Вдруг совсем рядом кто-то зашевелился. Я просунул руку чуть глубже и резко схватил что-то теплое и гибкое, похожее на хвост броненосца, однако вытащить зверька не удавалось. Казалось, он нарочно уперся спиной в свод норы и быстро перебирает лапами, чтобы зарыться поглубже. Не ослабляя хватки, я просунул другую руку, попытался зверя схватить, и тут выяснилось, что он боится щекотки: стоило мне случайно коснуться его живота, неведомое существо заметалось и выскочило из норы, как пробка из бутылки.