Джессика Брудер - Земля кочевников

Примерно тогда я задумалась: что ждет всех этих людей? В частности, мне было интересно, горит ли Линда по-прежнему своей идеей экодома. Несколько месяцев назад она упомянула, что снова поменяла место поисков (Видал, рядом с рекой Колорадо), но на РТР она об этом не распространялась. Когда я спросила напрямую, она слегка отстраненно сообщила мне, что во время недавней распродажи в Мишен-Вьехо избавилась от нескольких книг об экодомах.

За эти годы я не раз слышала, как кочевники обсуждали план покупки общего участка земли. Но, видимо, их надеждам не суждено осуществиться. Я знала нескольких людей, которые сошли с дороги благодаря взрослым детям: те либо пустили их к себе, либо арендовали для них квартиру. Но не у всех есть дети. А у нового поколения имеются свои финансовые проблемы. Некоторые взрослые дети едва способны обеспечить себя, о родителях и говорить нечего.

Я слышала о доме престарелых в Техасе, где привечали кочевников, которые уже не могли водить машину. Он находится рядом с большой парковкой для автофургонов в городе Ливингстон. Постояльцы жили в своих домах на колесах. Но аренда места стоила 850 долларов в месяц. За уход нужно доплачивать еще 200 долларов в неделю. Большинство из тех, кого я встречала, не могли себе этого позволить.

Иногда мне рассказывали действительно страшные истории. Айрис, кочевница с говорящим попугаем, вспомнила, как ее знакомый по имени Рон допился до смерти, живя на парковке Walmart в шестидесяти километрах от Кварцсайта. Его тело нашли только спустя месяц. Бекки Хилл, волонтер в миссии Исайи, упомянула о восьмидесятилетнем старике, который жил у них три месяца. Потом его нашли мертвым в фургоне в пустыне около Эренберга. «Некому было ему помочь», – вздохнула она.

Работница CamperForce, которую я опрашивала четыре года назад, умерла в феврале. Когда я познакомилась с Патти Дипино, ей было пятьдесят семь и она раскладывала товары в ночную смену на складе Amazon в Коффивилле. Она пригласила меня поболтать в свой Ford Montera 1993 года.

Патти рассказала мне, что была бухгалтером в строительной компании в Денвере, но осталась без работы, когда компания закрылась в 2009-м. Примерно в то же время из-за сумбурного бракоразводного процесса она лишилась дома. Тогда Патти переселилась в фургон и попыталась снова влиться в ряды постоянных работников. Уверенная, что тридцать лет трудов в офисе что-то да значат, она несколько лет рассылала по разным сайтам тысячи резюме. Но рынок труда неблагосклонен к пятидесятилетним безработным женщинам. Никто не откликнулся.

Патти налила мне чашку черного кофе. Она говорила о Самми, своем любимом двухкилограммовом чихуа-хуа, о том, как побывала на фестивале в Кварцсайте, о своих планах устроиться на работу в Adventureland. Она рассказала анекдот: «Бухгалтеры не умирают, их просто сбрасывают со счетов». Рассказала о своем хобби: вязать пледы для солдат-инвалидов, которые лишились конечностей в Афганистане (одна из ее дочерей, служившая на море, предложила распространять их в Калифорнии).

Патти радовалась, что может заработать 10,5 доллара в час на складе Amazon, но не хотела тратить сбережения там же. «Я говорю людям: “Знаете что? Не ходите в Walmart, не покупайте на Amazon. Идите на улицу, купите у местных торговцев, ударьте по карманам большим братьям”, – рассказывала она. – Ведь богатые становятся богаче, пока мы беднеем».

Патти не хотела кочевать всю оставшуюся жизнь. Она мечтала о постоянном месте жительства. «Я бы хотела, чтобы в каком-нибудь округе пожилым гражданам разрешили разбивать собственные сады, а также получать газ, топливо и всё такое, – говорила она. – Кухня у меня есть, так что готовить – не проблема. Люди не понимают, сколько ресурсов у нас имеется. Если есть сад, то есть и еда, потому что многие из нас умеют за ним ухаживать. Мы научились этому много лет назад».

Патти умерла в возрасте шестидесяти лет. Я выяснила, что она лечилась от рака и проходила курс химиотерапии. На ее страничке в Facebook кто-то из друзей оставил памятную надпись, прочтя которую я чуть не расплакалась:

Ты наконец свободна от долгов и живешь в нетленном доме! Больше никаких холодов канзасской пустыни! Больше никакой тесноты. Как я всегда говорил, вешая трубку: «Я люблю тебя, Патти. Я буду очень скучать».

Как-то раз я спросила таролога Сильвиану о ее долгосрочных планах. «Кажется, я буду всегда так жить, – ответила она. – Пусть даже в итоге всё выйдет как в “Тельме и Луизе” и мне останется только пустить машину под откос».

Я спрашивала и у Айрис. «Ищите меня мертвой в пустыне, – был ее ответ. – Засыпьте меня камнями и отпустите».

У Боба были более прагматичные планы на старость: «Я выкопаю большую длинную траншею, куплю дешевый списанный школьный автобус и засыплю его целиком с одной стороны, а с другой окна будут выходить на юг. Развалюху можно купить за 500 долларов. Железо там прочное, простоит долго». А когда так жить станет невозможно, он собирался уйти в глушь и пустить себе пулю в лоб. «Мой долгосрочный план медстраховки – побелевшие кости в пустыне», – сказал он [197] Боб о своем будущем: cheaprvliving.com/budget/poverty-prepping-food-pantry . .

Этот мрачный конец говорил еще кое о чем: Боб не верил в счастливое будущее цивилизации. Он считал, что человечество придет в упадок под натиском надвигающихся экологических и экономических катастроф. Он предчувствовал кризис, по сравнению с которым «Великая депрессия покажется солнечным деньком».

Пока Боб размышлял о судьбах перенаселенной планеты, кое-кто из читателей его блога беспокоился, что даже кочевничество становится слишком популярным. Они хотели, чтобы Боб и другие проповедники перестали говорить об этом образе жизни. Ведь если привлечь к ним еще больше внимания, оставаться в тени не удастся и полиция займется ими.

Как-то раз я подъехала к палатке с тако в Кварцсайте, которую держал некто по прозвищу Грампи Гринго. Он уже больше года пытался продать бизнес, постепенно снижая цену, но желающих не находилось. Когда я заказала буррито, он рассказал, что хочет написать сценарий к фильму о пожилых, приезжающих в Кварцсайт умирать. Заметив мое изумление, он пояснил, что за прошлый год в городе насчитывалось пять или шесть случаев самоубийства. «Тут ничего нет», – мрачно заключил он. Я взяла свою еду и ушла.

Вернувшись на РТР, я пересеклась с Питером Фоксом шестидесяти шести лет, с которым познакомилась в прошлом году. Тогда он только примерялся к жизни кочевника и приехал на арендованном фургоне Westafalia. Проработав двадцать восемь лет в Сан-Франциско в сфере пассажирских перевозок (водителем, диспетчером и менеджером), он в итоге остался ни с чем из-за политики Uber. «Теперь у нас экономика совместного потребления – экономика “пройди-по-головам-маленьких-людей”, – хмуро говорил он. – Я дошел до того, что уже не мог платить и за еду, и за жилье». Он попытался продать свою лицензию, рассчитывая получить за нее 140 000 долларов и жить на проценты. Но город контролировал продажи, и спрос был низкий. Питер все еще ждал откликов. За последние полгода он переехал в белый Ford Е350 на двенадцать человек, который назвал «Пеликан» («Потому что они летают низко и медленно», – пояснил он). Внутри у него стояла статуэтка Ганеши – индуистского бога, устраняющего препятствия.