Адий Шарипов - На дальних берегах

Как-то мне понадобилось купить кусок туалетного мыла. Я попросил остановить машину возле парфюмерного магазинчика. Вместе со мной отправился и переводчик.

Остановившаяся на улице машина немедленно привлекла внимание торговцев. Не успели мы пересечь тротуар, как нас перехватил статный, рослый красавец с щегольскими выхоленными усами. Подобострастно сгибаясь в поклонах, он стал зазывать нас в свой магазин. Усатый красавец, как оказалось, торговал тканями.

— Скажите ему, что нам нужно мыло, — попросил я переводчика.

Однако усач не отставал. Он буквально умолял нас зайти в магазин и взглянуть на товар.

— Ну, хорошо. Мы вернемся, как только купим мыло.

Теперь уж мануфактурщик не выпускал нас из виду. Когда мы расплатились за мыло, он с многочисленными поклонами, забегая вперед и в то же время не загораживая дорогу, повел нас к себе. Глаза его зорко следили за конкурентами — как бы кто-нибудь из них не переманил клиента.

На полках магазина мы увидели большие штуки сукна и других костюмных тканей. Хозяин демонстрировал чудеса изворотливости: он выражал крайнюю радость по поводу нашего посещения, нахваливал товар, приглашая нас взглянуть собственными глазами, и в то же время не знал куда и как нас усадить, чтобы мы чувствовали себя свободно и непринужденно.

В помещении магазина стоял небольшой стол, вокруг него несколько стульев. С бесконечными поклонами торговец усадил нас и моментально принес два стакана с холодным соком. Так как ощущение жажды было постоянным, мы с наслаждением стали отпивать ледяной, очень вкусный сок. Хозяин тем временем хватал с полок штуки сукна и, разворачивая перед нами, демонстрировал качество товара. Он готов был перевернуть весь свой магазин, лишь бы соблазнить покупателя раскошелиться. Огромные выразительные глаза красавца-усача умоляли нас не уходить без покупки.

В какой-то степени я понимал усилия торговца. Учитывая тамошний климат с постоянной удушливой жарой, не приходилось удивляться, что товар усача не находил достаточного сбыта. Кому, спрашивается, придет в голову покупать плотную, тяжелую ткань? Надежда одна — на приезжающих. Вот и старался хозяин, соблазняя нас остановить на чем-нибудь свой выбор.

После таких отчаянных усилий торговца было как-то неловко уходить из магазина, ничего не заплатив. Я полез в карман за мелочью, чтобы оставить деньги за угощение. Однако усач остановил меня.

— Нет, нет, — возразил он, делая протестующий жест. — За сок я денег не беру. Любой покупатель — мой гость.

И хозяин с прежними учтивыми поклонами проводил нас до порога.

По мере того как мы вживались в быт бирманской столицы, нас не переставало поражать своеобразие местных обычаев и нравов. Огромный город раскрывал перед своими гостями весьма запоминающиеся, неповторимые картины.

Прежде всего, внимание туристов привлекает одежда жителей. В первые дни мы постоянно оборачивались, разглядывая босоногих мужчин в легких юбках. Да, в Бирме юбка (ее название «лонжи») является необходимой деталью мужского костюма. И нужно было испытать всю тяжесть бремени наших европейских костюмов, чтобы понять насколько спасительной при бирманском климате является легкая, не стесняющая движений юбка на мужчине. Нам не довелось пощеголять в «лонжи», но, глядя на бирманцев, мы испытывали откровенную зависть.

Как я уже говорил, мы приехали в Бирму в период дождей. Гуляя по зеленым улицам Рангуна, нельзя было не обратить внимание на обилие всяческого мусора: повсюду валялись объедки, корки плодов, очистки. Мне подумалось, что такая захламленность улиц при нестерпимой жаре должна была неминуемо вызвать вспышку какой-нибудь эпидемии. Я указал на это нашему гиду У Эй Маунгу. Гид рассмеялся и пояснил, что мусор на улицах не залеживается — его по нескольку раз на день смывает мощным ливнем. Природа сама, так сказать, исполняет обязанности бесплатного дворника. И точно, только теперь я заметил, что при всей кажущейся захламленности улиц нигде не видно ни одной мухи — верном признаке загрязнения.

— А когда кончаются дожди? — спросил я, однако гид не дал мне договорить.

— О, тогда никто не позволит себе бросить на улице хоть какой-нибудь кусочек!

Пожалуй, ни в каком другом городе мира вы не увидите столько собак, как в Рангуне. Причем они бродят по улицам целыми стаями и совершенно безбоязненно. Немного обжившись, мы привыкли видеть этих ленивых, лоснящихся от жира собак, как необходимый элемент рангунских улиц. Вот, свернув с проезжей части улицы и перейдя тротуар, несколько собак останавливаются у ворот какого-то дома и, подняв морды, начинают скулить. Открывается калитка, хозяин дома или хозяйка выносят собакам еду. Поев, собаки идут дальше. Нам сказали, что бирманец сам откажется от еды, но обязательно накормит голодную собаку.

По бирманским древним поверьям собака считается священным животным. Буддизм вообще запрещает убийство живых тварей, но к собаке из поколения в поколение воспитывается особенно почтительное отношение. Бирманцы верят, что души умерших не исчезают бесследно, а воплощаются в бродячих собак. Похоронив тело умершего, родственники с грустью и нежностью посматривают на стаи слоняющихся животных, утешая себя мыслью о том, что в какой-то из этих собак живет и наведывается к их домам душа дорогого человека. Как тут кинешь в стаю палкой или скажешь бранное слово!

Никто из бирманцев никогда не осмеливается ни ударить бродячую собаку, ни даже просто обидеть ее. Грех!

Нам рассказывали, что такое чрезмерное почитание приводило к печальным происшествиям. При тамошней жаре нередки случаи бешенства собак. Но все равно, бирманец предпочитает умереть от укуса взбесившегося пса, нежели убить его, ударить, хоть как-то защититься от нападения.

Со временем, когда поголовье бродячих собак в Рангуне приняло поистине угрожающие размеры, стали раздаваться встревоженные голоса. Было предложено хоть в какой-то мере ограничить их размножение. Дескать, обычаи обычаями, но надо и о людях подумать! В качестве предохранительной меры попробовали провести в жизнь раздельное содержание самок и самцов. Однако что тут началось! Священнослужители усмотрели в этих ограничениях покушение на общепринятые догмы религии. А, как известно, нет ничего легче, чем раздуть пламя религиозного фанатизма. Состоялись демонстрации и митинги протеста. Дело кончилось тем, что власти вынуждены были уступить. И вот бродят по улицам столицы все увеличивающиеся стаи жирных, изнывающих от жары собак, как красноречивое свидетельство скрытой власти тех, кто обладает в стране вроде бы незаметной, но весьма внушительной силой.

Такой подробный рассказ о рангунских собаках далеко не случаен. Дело в том, что нам, советским людям, благоговейное отношение к животным невольно бросилось в глаза, — уж слишком идиллической выглядела в Бирме собачья жизнь по сравнению с человеческой! В том же Рангуне мы изо дня в день наблюдали каторжную жизнь изможденных уличных тружеников — рикш, и, честное слово! — нам было больно и обидно за них.