Жан-Батист-Бартелеми Лессепс - Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири

На следующий день меня пригласили в дом протопопа, дяди невесты, где всё было так же, как и в предыдущий день, за исключением фейерверка. Я уже говорил, что протопоп является начальником всех церквей на Камчатке. Ему подчинено духовенство всего полуострова, он имеет право решать все церковные дела, а его резиденция находится в Нижнем. Это старик, не совсем лишенный сил, с длинной белой бородой, которая ниспадает ему на грудь и придаёт ему поистине почтенный вид. Его разговоры разумны, энергичны и рассчитаны на то, чтобы завоевать уважение и любовь народа.

В Нижнекамчатске есть два суда, один из которых обычный, а другой разрешает все торговые споры. Мировой судья, председательствующий в последнем, является своего рода бургомистром, подчиняющимся приказам городничего — главе города. Я уже рассказывал, что каждая из этих юрисдикций подчинена суду Охотска, главе которого она подотчётна за все свои разбирательства.

Но что меня больше всего заинтересовало в Нижнем, и что я не могу обойти молчанием, так это то, что я нашёл там девять японцев, привезённых сюда прошлым летом с Алеутских островов русским судном, занимавшимся торговлей шкурами выдр.

Один из японцев сообщил мне, что он и его спутники плыли на корабле своей страны с намерением посетить самые южные Курильские острова с целью торговли с их жителями [104]. Они шли вдоль берега на небольшом расстоянии от него, когда на их налетел сильный шторм и вынес их в море, лишив всякого представления о том, где они находятся. Согласно его рассказу, которому я, однако, не очень поверил, они почти шесть месяцев плавали в океане, не видя земли; у них, видимо, был богатый запас провизии. Наконец они увидели Алеутские острова и, преисполненные радости, решили направиться к этому берегу, не зная даже, в какой части света они находятся. Они бросили якорь около одного из островов, где встретили несколько русских на корабле которых и добрались до берега. Они предложили японцам разгрузить их судно и доставить его в безопасное место; но то ли из-за их подозрительности, то ли потому, что они думали, что у них ещё есть время сделать это на следующий день, японцы решительно отказались. Вскоре им пришлось раскаяться в этой непредусмотрительности. Ночью поднялся сильный шторм, их корабль сел на мель; и так как это было обнаружено только на рассвете, им с величайшим трудом удалось спасти только небольшую часть груза и судна, почти целиком построенного из кедра. Русские, которые прежде обходились с ними вежливо, теперь прилагали все усилия, чтобы заставить этих несчастных забыть об их потере. Они уговорили их отправиться с ними на Камчатку, куда они должны были вернуться. Мой японец добавил, что вначале их было гораздо больше, но опасности морского путешествия и суровый климат лишили его многих товарищей.

Этот японец, по-видимому, имел над своими восемью соотечественниками весьма значительное превосходство; он сообщил нам, что сам он купец, а остальные только матросы под его командованием. Несомненно, что они питают к нему особое почтение. Они пронизаны скорбью и проявляют величайшее беспокойство, когда он нездоров или когда с ним случается что-то неблагоприятное. Они регулярно, два раза в день, посылают одного из своих, чтобы прислуживать ему. Он тоже относится к ним с дружеским участием, заботится о том, чтобы они ни в чем не нуждались, и не проходит и дня, чтобы он не навещал их. Его зовут Кодаю; в его внешности нет ничего особенного, и она даже приятна; его глаза не выпучены, как у китайцев; у него длинный нос и борода, которую он часто бреет. В нем около пяти футов роста, и он довольно хорошо сложен. Сначала он носил волосы по китайской моде, то есть у него была одна прядь, спускавшаяся от середины головы, а остальные волосы вокруг неё были тщательно выбриты, но в последнее время его уговорили отпустить волосы и завязать их на французский манер. Он очень боится холода, и самые тёплые одежды, которые ему дают, едва ли устраивает его. Под ними он постоянно носит одежду своей страны: она состоит из одной или нескольких длинных шелковых рубашек, как наши халаты, а поверх них он носит одну шерстяную, что, по-видимому, означает, что такого рода материал более ценен, чем шёлк. Возможно, однако, что это обстоятельство вызвано каким-то мотивом удобства, о котором я не знаю. Рукава этого одеяния длинные и открытые, и, несмотря на суровый климат, он оставляет руки и шею открытыми. Когда Кодаю выходит из дома, он надевает на шею платок, который снимает, как только входит в помещение, так как, по его словам, не может его выносить.

Он явно демонстрирует своё превосходство над соотечественниками, но это обстоятельство не так значимо, чем живость его характера и мягкость его нрава. Он живёт и ест в доме майора Орлеанкова. Свобода, с которой он входит в дом губернатора и других лиц, была бы среди нас сочтена дерзкой или, по крайней мере, невежливой. Войдя, он немедленно устраивается насколько возможно удобнее, садится на первый попавшийся стул и просит все, что хочет, или берёт сам, если это в пределах его досягаемости. Он почти непрерывно курит свою короткую трубку, украшенную серебром, при этом кладёт в неё совсем небольшое количество табака и добавляет его каждую минуту. К этой привычке он так сильно пристрастился, что его с трудом уговаривали расстаться с трубкой даже во время еды. Он с восхитительной готовностью и проникновенностью воспринимает все, что вы ему говорите. Он любопытный и очень внимательный наблюдатель. Я уверен, что он вёл подробный дневник всего, что видел, и что с ним происходило. Действительно, предметы и обычаи, которые он имеет возможность сейчас наблюдать, имеют так мало сходства с обычаями его страны, что каждая вещь даёт ему повод для замечания. Внимательный ко всему, что происходит или говорится в его присутствии, он записывает всё, чтобы не забыть. Его иероглифы показались мне очень похожими на китайские, но форма письма отличается, те пишутся справа налево, а японские сверху вниз. Он говорит по-русски достаточно хорошо, чтобы его понимали; надо, однако, привыкнуть к его произношению, чтобы разговаривать с ним, так как он говорит довольно многословно, так что вы часто пропускаете что-то, или воспринимаете в неправильном смысле. Он остроумен и естественен. Он ничего не скрывает и говорит с предельной откровенностью, что он думает обо всех. Его общество приятно, а характер довольно ровный, хотя и с заметной склонностью к подозрительности. Если он что-нибудь потерял, то тотчас же воображает, что у него это украли, и начинает беспокоиться. Его трезвость достойна восхищения и абсолютно контрастирует с обычаями этой страны. Если он решил не пить крепкого напитка, то его невозможно заставить даже попробовать; когда он склонен выпить, то просит сам, но никогда не пьёт сверх меры. Я заметил также, что, так же, как китайцы, во время еды он пользовался двумя маленькими палочками, с которыми обращался очень ловко.