Жан-Батист-Бартелеми Лессепс - Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири

В окрестностях деревни нет ни родника, ни реки, а только озеро, которое снабжает жителей водой. Зимой они добывают на нём лёд, приносят домой и кладут в корыто, подвешенное в юрте на высоте пяти-шести футов. Талую воду используют для питья.

Рядом с этой деревней находится гора или своего рода камчадальское укрепление, которое раньше служило им убежищем, когда они бунтовали.

Мы простояли в Гавенках всего двенадцать-тринадцать часов и ночью отправились в Пусторецк [126], до которого было более двухсот вёрст. Мы ехали до него пять дней, и ещё ни одно путешествие не было таким мучительным. В первый день у нас не было причин жаловаться на погоду, но на следующий день наше продвижение чрезвычайно затрудняли снег и сильный ветер. Наши проводники не могли почти различить ничего в четырёх шагах от себя и даже не видели саней, следовавших за ними.

Ко всем нашим несчастьям, наш проводник из Гавенки был стар, близорук и часто терял дорогу. Нам приходилось останавливаться и ждать, пока он найдёт дорогу; но как можно обнаружить её на такой обширной равнине, покрытой снегом, где не видно ни деревца, ни холма, ни ручья, да ещё при плохой погоде?! Несмотря на отличное знание этих мест, проводник постоянно ошибался. Малейшего холмика или кустика иногда бывало достаточно, чтобы поправить его; но, как мы подсчитали, отклонения, которые у нас получались, составляли каждый день до двадцати вёрст.

К концу второго дня пути рацион наших собак снизился до одной рыбы на всех. Силы их так иссякли, так что вскоре они не могли двигаться дальше. Одни падали под ударами проводников, другие отказывались работать, а иные умирали от измождения прямо на месте. Из тридцати семи собак, запряжённых в мой возок при отъезде из Большерецка, осталось только двадцать три, и те были доведены до крайнего истощения. Г-н Козлов подобным же образом потерял значительную часть своей упряжки.

В конце концов мы стали реально опасаться умереть от голода в этой пустыне. Не имея ни куска рыбы для наших собак, мы были вынуждены кормить их из нашей собственной провизии; но весьма умеренно, так как приходилось соблюдать самую строгую экономию.

Положение наше было настолько отчаянным, что мы оставили наши упряжки посреди дороги под охраной нескольких проводников, и, отобрав лучших из собак на замену тех, что мы потеряли, поехали дальше.

На этом страдания наши не прекращались. Не хватало воды. Единственный ручеёк, который повстречался на нашем пути, был замёрзшим до дна, и нам пришлось утолять жажду снегом. Также ощущалась нехватка древесины. За всё время нашего путешествия мы не встретили ни одного деревца, и часто отклонялись от пути на версту и более всего лишь из-за какого-нибудь жалкого кустарника не более фута высотой. Мы подбирали всё, что видели, боясь, что потом не найдём и этого; но всё, что годилось на дрова было так невелико и малочисленно, что не хватало даже на приготовление пищи. О том, чтобы согреться, не могло быть и речи. Холодно было чрезвычайно, а из-за медленной езды мы почти не согревались. Чуть ли не ежеминутно нам приходилось останавливаться, чтобы выпрячь собак, которые умирали одна за другой.

Трудно описать, что чувствуешь в ситуации, когда разум страдает ещё больше, чем тело. Я терпеливо делил со своими товарищами все неудобства, которые мы испытывали; их пример и моя молодость придавали мне мужества выдержать их. Но когда я думал о донесениях, которые я вёз, решительность порой покидала меня. Они всегда были у меня под рукой, я трепетно берёг их. Но тревога за исполнение моего долга, множество препятствий, которые ещё предстояло преодолеть, неуверенность в успехе — всё это мучило меня. Я прогонял беспокойные мысли прочь, но через мгновение ещё какое-нибудь препятствие заставляло вспомнить о них с новой силой.

Мы оставили Гавенки на восточном берегу полуострова, а западный предстал нашему взору в двух верстах от Пусторецка. Таким образом, мы пересекли Камчатку в той части, где её ширина составляет не менее двухсот вёрст, или пятидесяти лье. Причём мы проделали этот путь скорее пешком, чем на санях. Наши собаки так ослабли, что нам приходилось брать часть их работы на себя, но они не всегда платили взаимностью. Иной раз проводники не могли заставить их идти дальше, кроме как впрягшись вместе с ними в сани и помогая им тащить нас; мы также обманывали их платком, сложенным в виде рыбы. Они следовали за этой приманкой, которая исчезла у них из под носа, когда они были готовы схватить ее.

Только с помощью таких ухищрений нам удалось перейти через горы и достигнуть Пусторецка. Местные женщины приняли нас так по-домашнему заботливо, что я сразу почувствовал себя в полной безопасности. Они вышли нам навстречу, демонстрируя самые сумбурные проявления радости. Из некоторых их слов мы поняли, что их мужья ушли в острог Подкагерное [127]охотиться за китами. Они проводили нас до своих жилищ, распевая песни и прыгая вокруг нас, как помешанные. Одна из них сняла свою парку из шкуры молодого оленя, и надела её на господина Козлова. Остальные громким смехом выражали свою радость от нашего прибытия, которое, по их словам, было совсем неожиданным. Вряд ли это было именно так, но в надежде на хорошее угощение мы притворились, будто поверили им.

Прибытие в Пусторецк – Бесплодные попытки найти провизию – Безумие наших собак – Солдат, посланный в Каменное, задержан непогодой – Сержант Кабешев отправляется в Каменное – Описание Пусторецка и его окрестностей – Еда местных жителей – Их способ ловли оленей – Занятия женщин – Способ окраски шкур – Одежда – К нам присоединяется Шмалев – Огорчительные вести от сержанта Кабешова – Козлов получает известие о своем повышении – Я решаю оставить его – Коряки успокоились – Г-н Козлов даёт мне свою почту и выписывает подорожную – Я сожалею, что мы расстаёмся.

Мы прибыли в Пусторецк 9 марта, в три часа пополудни. Первым делом мы проверили все рыбные хранилища. Велико же было наше огорчение, когда мы обнаружили, что они пусты! Мы сразу заподозрили, что жители поступили так же, как жители Гавенки, потому допросили женщин и обыскали все возможные места, убеждённые, что они спрятали провизию. Чем больше они отрицали это, тем дальше мы продолжали наши поиски. Однако они оказались бесполезными, мы ничего не смогли найти.

В этот время наши собаки были распряжены, чтобы, как обычно, быть посаженными на привязь. Но не успели мы привязать их, как в один миг они перегрызли верёвки и разбежались. Напрасно мы старались удержать их; большинство принялось носиться по деревне, пожирая всё, что попадалось на их пути. Некоторые из них умерли и сразу же стали добычей остальных. Они с жадностью набрасывались на мёртвые тела и разрывали их на части. На каждого, кому удалось схватить кусок, нападала целая свора его соперников, и он нередко становился, в свою очередь, следующей жертвой кровавого побоища [128]. За ужасной картиной того, как они пожирают друг друга, последовало печальное зрелище осады нашей юрты. Несчастные худые животные едва держались на ногах. Своим непрестанным жалобным визгом они, казалось, упрекали нас в неспособности им помочь. Пытаясь спастись от холода и голода, они толпились у дымового отверстия в крыше юрты. Чувствуя тепло и запах пищи, задние толкали передних, они подступали всё ближе и ближе, пока, наконец, не упали в огонь прямо на наших глазах.