Андреа Вульф - Открытие природы [Путешествия Александра фон Гумбольдта]

Это был не единственный предмет разногласий Вильгельма с братом. Он по-прежнему не одобрял решение Александра остаться в Париже – сердце вражеской территории. Сам Вильгельм вернулся из Рима в Берлин в начале 1809 г. и был назначен министром образования. К тому времени Александр перебрался в Париж, но Вильгельм разгневался, увидев, что семейное имение в Тегеле разграблено французскими солдатами после сражения у Йены, потому что младший брат не позаботился о вещах, которые там хранились. «Александр мог бы все спасти», – жаловался он Каролине {823} 823 WH to CH, 14 January 1809, ibid., vol. 3, p. 70. .

Брат огорчал Вильгельма. В отличие от Александра Вильгельм служил своей стране. Сначала он покинул свой любимый Рим, чтобы возглавить образовательную систему Пруссии и учредить первый берлинский университет, потом, в сентябре 1810 г., переехал в Австрию в качестве прусского посла в Вене. Он всегда оставался верен своему патриотическому долгу {824} 824 Geier 2010, p. 272. . Он способствовал превращению Австрии в близкую союзницу Пруссии и России для возобновления противостояния Франции.

На взгляд Вильгельма, Александр «перестал быть немцем» {825} 825 WH to CH, 3 December 1817, WH CH Letters 1910–1916, vol. 6, p. 64. См. также: WH to CH, 6 December 1813, 8 November 1817, ibid., vol. 4, p. 188, vol. 6., p. 43–44. . Даже большинство своих книг он писал и издавал сперва по-французски. Вильгельм неоднократно пытался переманить брата домой. Получив дипломатическое назначение в Вену, он предложил Александра в качестве своего преемника на посту министра образования. Но ответ Александра был однозначен: он не намеревался заживо зарывать себя в Берлине {826} 826 WH to CH, 10 July 1810, ibid., vol. 3, p. 433. , пока Вильгельм будет наслаждаться жизнью в Вене. В конце концов, шутил он, сам Вильгельм тоже как будто предпочитал находиться за границей.

Выбор Гумбольдтом места проживания заботил не только Вильгельма, но и самого Наполеона. Тот выразил свое неудовольствие уже тем, что унизил Гумбольдта при их первой встрече после возвращения путешественника из Южной Америки. «Вас занимает ботаника? – презрительно осведомился Наполеон. – Знаю, моя жена тоже этим увлекается» {827} 827 Napoleon to AH (см.: Goethe to Friedrich von Müller, Müller Diary, 28 May 1825, Goethe AH WH Letters 1876, p. 353). . Наполеон неприязненно относился к Гумбольдту, сказал потом друг, потому что его «мнение невозможно было изменить» {828} 828 Humboldt Commemorations, 2 June 1859, Journal of American Geological and Statistical Society, 1859, vol. 1, p. 235. . Сперва Гумбольдт пытался подействовать на Наполеона, презентуя ему экземпляры своих книг {829} 829 Podach 1959, p. 198, 201–202. , но тот не обращал на это внимания. Гумбольдт говорил, что Наполеон его ненавидит {830} 830 Beck 1959–61, vol. 2, p. 2. .

Но для большинства других ученых этот период во Франции был благоприятным, так как Наполеон всемерно способствовал наукам. Как главенствующая интеллектуальная сила века, наука переместилась в самое ядро политики. Знание стало синонимично силе, и никогда еще наука не находилась так близко к центру правления. Со времени Французской революции многие ученые занимали министерские и политические посты {831} 831 Serres 1995, p. 431. ; в их числе были и коллеги Гумбольдта по Академии наук, такие как натуралист Жорж Кювье и математики Гаспар Монж и Пьер Симон Лаплас.

При всей своей любви к наукам, почти равной любви к подвигам на поле брани, Наполеон пальцем не хотел пошевелить, чтобы помочь Гумбольдту. Одной из причин этого могла служить ревность: многотомное гумбольдтовское «Личное повествование о путешествии в равноденственные области Нового континента» напрямую соперничало с гордостью и отрадой самого Наполеона – «Описанием Египта» (Description de l`Égypte) {832} 832 Krätz 1999a, p. 113. . В 1798 г. войска Наполеона, высадившиеся в Египте, сопровождало почти 200 ученых, собиравших всю доступную там премудрость. Научным результатом вторжения стало «Описание…» – тоже честолюбивый проект, как и публикации Гумбольдта, воплотившийся в конечном итоге в 23 тома с приблизительно тысячью вклеенных иллюстраций. И все же Гумбольдт, не опиравшийся на мощь армии и не запускавший руку в бездонную казну империи, добился большего: в его «Повествовании» набралось еще больше томов и иллюстраций. Впрочем, Наполеон читал труд Гумбольдта – как утверждают, прямо перед битвой при Ватерлоо {833} 833 Beck 1959–1961, vol. 2, p. 16. .

Публично Гумбольдт никогда не получал никакой поддержки от Наполеона, относившегося к нему с подозрением. Наполеон обвинял Гумбольдта в шпионаже, уполномочивал тайную полицию вскрывать его письма, подкупать лакея Гумбольдта для получения сведений и неоднократно даже обыскивать его комнаты {834} 834 Daudet 1912, p. 295–365; Krätz 1999a, p. 113. . Когда Гумбольдт вскоре после переезда из Берлина обмолвился о желании отправиться с экспедицией в Азию, Наполеон поручил коллеге ученого по академии составить тайный доклад об этом честолюбивом человеке {835} 835 Podach 1959, p. 200. . Затем в 1810 г. Наполеон приказал Гумбольдту покинуть Францию в 24 часа. Без всякой явной на то причины Наполеон уведомил Гумбольдта, что тому больше не позволяется находиться в стране. Только благодаря вмешательству химика Жана Антуана Шапталя (будущего казначея Сената) Гумбольдту разрешили остаться в Париже {836} 836 Podach 1959, p. 200ff. . Для Франции было честью, что в Париже живет прославленный Гумбольдт, сказал Шапталь Наполеону. Если бы Гумбольдта выслали, страна потеряла бы одного из величайших ученых.

Несмотря на недоверие Наполеона, Париж в Гумбольдте души не чаял. Ученые и мыслители высоко ценили его публикации и лекции, собратья по перу восторгались его приключенческими историями, в то время как модный парижский свет отдавал должное его изяществу и остроумию. Гумбольдт устремлялся со встречи на встречу и с одного званого ужина на другой. Теперь его слава распространилась так широко, что, когда он завтракал в кафе «Прокоп» подле «Одеона» {837} 837 Carl Vogt, January 1845, Beck 1959, p. 207. , он собирал вокруг толпу зевак. Извозчикам не требовался адрес, достаточно было сказать «к мсье Гумбольдту» – и было понятно, куда везти пассажиров {838} 838 Bruhns 1873, vol. 2, p. 89. . По наблюдению гостя из Америки, Гумбольдт превратился в «идола парижского общества» {839} 839 George Ticknor, April 1817, AH Letters USA 2004, p. 516. , умудрявшегося посетить вечером пять разных салонов, в каждом произнести скороговоркой получасовую речь и мчаться в следующий. По словам прусского дипломата, он всюду успевал {840} 840 Konrad Engelbert Oelsner to Friedrich August von Stägemann, 28 August 1819, Päßler 2009, p. 12. , а по наблюдению наведавшегося в Париж президента Гарвардского университета, «в любом предмете ориентировался, как у себя дома» {841} 841 John Thornton Kirkland, 28 May 1821, Beck 1959, p. 69. . Как заметил один знакомый, Гумбольдт был «опьянен своей любовью к науке» {842} 842 Caspar Voght, 16 March 1808, Voght 1959–65, vol. 3, p. 95. .