Джордж Кеннан - Кочевая жизнь в Сибири

Однако ещё до наступления темноты мы были у места нашего второго дневного лагеря, а около полуночи добрались до разрушенной землянки, где обедали пять дней назад. Измученные четырнадцатичасовой поездкой без еды и отдыха, мы не могли идти дальше.

Я надеялся получить что-нибудь поесть от посланцев-камчадалов из Лесной, но обнаружил, что их провизия была исчерпана ещё накануне. Вьюшин наскрёб горсть грязных крошек из пустого мешка для сухарей, поджарил их на сале, которое, я думаю, он взял с собой, чтобы смазывать ружьё, и протянул мне, но я, как ни был голоден, не мог есть эту тёмную жирную массу, и он разделил её с камчадалами.

Второй день езды без пищи был тяжёлым испытанием для моих сил, меня начала мучить сильная жгучая боль в животе. Я пытался успокоить её, поедая семена шишек кедрового стланика и выпивая много воды, но это не принесло облегчения, и к вечеру я так ослабел, что едва мог держаться в седле.

Часа через два после наступления темноты мы услышали лай собак в Лесной и через двадцать минут въехали в поселок, где тут же бросились к домику старосты и попали прямо на ужин к майору и Додду. Наша долгая поездка завершилась!

Так закончилась наша неудачная экспедиция в Шаманские горы – самое тяжёлое путешествие, которое я совершил на Камчатке.

Два дня спустя тревоги и лишения, перенесённые майором в пятидневной стоянке во время шторма на морском берегу, привели его к сильному приступу ревматизма, и мысли о дальнейшем продвижении вперед были оставлены.

Почти все лошади в деревне были более или менее выведены из строя, наш проводник до Шаманки ослеп от рожистого воспаления, вызванного непогодой, и половина моего отряда стала неспособна к работе. При таких обстоятельствах ещё одна попытка пересечь горы до зимы была невозможна. Додда и казака Миронова отправили обратно в Тигиль за врачом и новым запасом провизии, а мы с Вьюшиным остались в Лесной ухаживать за майором.

Ночные развлечения на Камчатке – О камчадалах – Ловля лосося – Камчадальский язык – Музыка аборигенов – На собачьих упряжках – Зимняя одежда.

После неудачной попытки перейти Шаманские горы нам ничего не оставалось, как терпеливо ждать в Лесной, пока не замерзнут реки и снег выпадет на такую глубину, что мы сможем продолжить путь в Гижигу на собачьих упряжках. Это было долгое, утомительное ожидание, и я впервые в полной мере ощутил себя изгнанником из дома, страны и цивилизации.

Майор по-прежнему был очень болен и часами, как в бреду, выказывал беспокойство, которое он испытывал по поводу успеха нашей экспедиции или рассуждал о том, как он пересечёт горы или отправится в Гижигу на вельботе, и отдавал бессвязные приказания Вюшину, Додду и мне о лошадях, собачьих упряжках, лодках и провизии. Мысль о том, как попасть в Гижигу до начала зимы, полностью занимала его, исключая всё остальное. Из-за его болезни время до возвращения Додда показалось мне очень долгим и скучным, так как мне совершенно нечего было делать, кроме как сидеть в маленьком бревенчатом домике с непрозрачными окнами из рыбьего пузыря, и корпеть над Шекспиром и Библией, пока я почти не выучил их наизусть.

В хорошую погоду я закидывал ружье за спину и целыми днями бродил по горам, охотясь за оленями и лисами, но редко добивался успеха. Один олень и несколько арктических куропаток были моими единственными трофеями. По ночам я сидел на чурбане, заменяющем мне стул, в нашей маленькой кухне, зажигал примитивную камчадальскую лампу, сделанную из пучка мха и жестянки с тюленьим жиром, и часами слушал песни и рассказы камчадалов об опасных горных приключениях, которые они с удовольствием рассказывали. Во время этих камчатских ночных развлечений я узнал много интересных подробностей из жизни камчадалов, их обычаев и традиций, о которых прежде ничего не знал, и так как у меня не будет больше случая поговорить об этом любопытном и малоизвестном народе, то я постараюсь рассказать сейчас всё, что смогу, об их языке, музыке, развлечениях, суевериях и образе жизни.

Сам народ я уже описал как спокойное, безобидное, гостеприимное племя полудикарей, замечательное только своей честностью, дружелюбием и преувеличенным почтением к законной власти. Такая идея, как восстание или сопротивление угнетению, теперь совершенно чужда камчадальскому характеру, каким бы он ни был в прошлые века их независимости. Они будут страдать и терпеть любые оскорбления и жестокое обращение, без всякого видимого желания мести, с величайшим добродушием и покорностью. Они верны и всепрощающи, как собаки. Если вы будете обращаться с ними хорошо, малейшая ваша просьба станет для них законом, и они будут делать всё возможное, чтобы показать свою признательность за доброту, предвосхищая и удовлетворяя все ваши даже невысказанные пожелания. Во время нашего пребывания в Лесной майор как-то попросил молока. Староста не сказал ему, что в деревне нет коровы, а сказал, что попробует достать. Одного человека немедленно отправили верхом в соседнее поселение Кинкиль [65] Кинкиль — бывшее село Тигильского района. Возникло до 1832 года. Названо по расположению на реке Кинкиль. , и ещё до темноты он вернулся с бутылкой из-под шампанского под мышкой, а вечером майор уже пил чай с молоком. С этого времени и до нашего отъезда в Гижигу –больше месяца – каждый день кто-нибудь проезжал двадцать миль, чтобы привезти нам бутылку свежего молока. Это делалось, по-видимому, просто по доброте душевной, без всякого ожидания какой-либо награды в будущем, и это прекрасный пример того, как к нам относились все камчадалы на полуострове.

Оседлые уроженцы Северной Камчатки имеют, как правило, два разных жилища, в которых они живут в разное время года. Они называются, соответственно «зимовьё» и «летовьё», и находятся на расстоянии от одной до пяти миль друг от друга. В первом, которое обычно расположено под защитой лесистых холмов в нескольких милях от морского побережья, они живут с сентября по июнь. Летовьё всегда строится у устья реки или ручья по соседству и состоит из нескольких крытых дёрном юрт, восьми или десяти конических балаганов, установленных на сваях, и большого количества деревянных рам, на которых сушится рыба. На такие рыбацкие стойбища все жители переселяются в начале июня, оставляя своё зимнее поселение совершенно безлюдным. Даже собаки и воро́ны покидают его ради более привлекательной природы и богатой добычи из летних балаганов.

В начале июля лосось в огромном количестве приходит в реки из моря, и туземцы ловят его ставными сетями, корчагами, неводами, плотинами, вершами и дюжиной других хитроумных приспособлений; женщины с величайшим искусством и быстротой разделывают его, чистят от костей и развешивают сушиться длинными рядами на горизонтальных шестах.