Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

Съели по два беляша на второе, а по одному взяли домой на завтрак.

Поспал и двинулся в спорткомплекс. Разделся, ополоснулся под душем и — в бассейн, а там никого, что приятно, однако и воды, оказывается, было на донышке. То есть работники ПВК обнаружили, наконец, что вода совсем не такая чистая: был какой-то сброс, и вот решили заменить воду. Так что, во-первых, я был прав, когда подумал, что идёт заполнение нечистой водой, почему другие сразу не заметили, не знаю, а, во-вторых, теперь ещё дня три-четыре не придётся купаться в бассейне. Чёрт те что.

Пришлось идти опять работать. Но вскоре Старков предложил идти на ужин с Виктором. Пошли, поели и прогулялись немного в горы, то есть к озеру над Баренцбургом, точнее к резервному водохранилищу, в котором обычно было много воды, а теперь оказалось почти ничего. Странно. Никакой надёжности. И никому ничего не нужно. А грибов вокруг полно.

Пришли к своему научному центу по коробам. Опять поработал и снова пили чай с коржиками. И снова работа. А ночь уже.

Да, время начинает лететь. До отъезда остаётся чуть больше трёх недель, а почти ничего своего, то есть литературного, я не сделал, кроме нескольких стихотворений и начальных строк будущих стихов.

Между тем, сегодня опять дождило. Ну, никак лето не приходит.

Ничего не поделаешь — Шпицберген.

Завтракать не ходил, так как Старков меня не будил, уходя, хотя договаривались не завтракать. Ну, он всё равно вскипятил чайник, а я взял сыр, беляш, шанежку и позавтракал таким образом. Поработал, а потом пришёл Виктор и попросил объяснить, как я рисую таблицы в компьютере. Рассказал и показал. Потом пришёл Старков, и я снова объяснял ему таблицу, но уже то, что не рассказал в прошлый раз. Он в восторге. Может теперь легко с оставлять отчётные данные, которые всегда отнимали у него массу времени на расчерчивание таблиц. Приходил Прямиков, обсуждали завтрашнюю встречу делегации VIP из Норвегии. Но я не буду этим заниматься, так как лечу с Виктором на Вейде фьорд забирать Андрея и Мишу и заодно сфотографировать обнаруженные ими следы двух русских поселений.

Пошли на обед, который меня удивил тем, что давали сардельки с пюре.

Я как раз вчера их видел в продаже в буфете и удивлялся, что их нет в столовой, хотя в норвежских ресторанах гостиниц всегда сосиски на видном месте.

Ну, у нас появились сардельки, однако почему-то уже очищенные от шкурок.

Такого я вообще нигде не видел. При этом сосиски взвешиваются, и на поднос кладётся бумажечка с указанием веса сосиски. Полный маразм. Пюре тоже взвешивается, но от этого порция больше не становится, если не берёшь двойную. А одинарная, как порция для кота. Потрясающе интересно. Кто придумал такие порции?

После обеда подремал, и пошли на ужин, где снова были сосиски с пюре.

Так столовой удобнее — продавать на ужин то, что не смогли съесть в обед. И это практически каждый день. Встретил Зингера, который сообщил, что между завтраком и обедом прочитал мой роман в стихах, и он ему понравился.

Не совсем он понял, кого я имею в виду под директором, так как на Соколова он не очень похож, хотя кое-что от него есть. Потом выразил сожаление с одной стороны, что погибли главные герои, а с другой стороны, что я ещё кого-то не убил, а надо было. Правда, я так и не понял, кого именно он хотел, чтобы я ещё убил. Пояснил ему, что не я убивал героев, а судьба, которой я не распоряжаюсь. Кстати, рассказал Зингер и о встрече на улице с Цивкой, который неожиданно опять пообещал ему издать его книгу хотя бы пятьсот экземпляров.

Любопытно, что его дёрнуло говорить об этом, когда в предыдущую встречу с Зингером у него и в мыслях такого не было.

После ужина засел за статью Старкова и добил её до конца. Можно приниматься за следующую. А пока спать, а то рано вставать завтра.

Ну, и день сегодня фантастика! Нет, не в погодном смысле. Погода как раз была обычная чуть ли не дождливая. Встал по будильнику! В семь часов.

Хотел разбудить Виктора, но он уже пил кофе. Умылся, побрился и побежал на завтрак. А чего спешил? Завтракать кончил раньше восьми. А машина на ГРЭ пришла после половины девятого. Но не это поразило меня сегодня. В ожидании машины поговорил я с геофизиком, спросил относительно норвежского аэростата. Он ничего не знал о нём именно, однако как раз занимался оповещением лётчиков о подобных полётах. Так что я спросил нужного чело века, который ничего не знал. Потом поехали на ГРЭ. До десяти выясняли погодные условия и ровно в десять отправились в полёт на Вейде фьорд. Интересные виды снимал видео камерой и фотоаппаратом. Но и не это было главным сегодня, хоть ожидалось. Разгрузились на ГРЭ и погрузились в грузовик вертолётчиков. Потом пошли обедать и закупать продукты. Но буфет был закрыт, а в табачке была очередь. Решили перенести все закупки на завтра.

Только, было, я прилёг подремать перед ужином, который решили провести с выпивкой по случаю возвращения полевиков, как ко мне постучался Роскуляк и привёл гостя. Им оказался норвежский журналист Поль. Я обрадовался встрече, а он, видимо, не очень. Выяснилось, что он три часа перед этим беседовал с Цивкой, который сумел убедить его в том, что я неправильно переводил то, что говорили шахтёры. Цивка показал, например, зарплату Бекирова по документам, которая оказалась вдвое выше им названной. Поль встретился с Андреем Мальцевым, который сказал, что он не говорил о Цивке того, что написано в газете. Выяснилось, что Мальцев работает на ТЭЦ, а не в шахте, как написано, что он не уезжает совсем в августе, а только в отпуск, поскольку его мать здесь остаётся работать, и он через месяц-два вернётся. А тут, вошедший Старков, стал подтверждать, что жена Мальцева, Людмила, работающая смотрителем в музее, тоже говорила, что они уезжают совсем. Но Поль теперь не хотел верить ни одному моему слову.

Я вообще-то не то что бы растерялся, но готов был разозлиться и на Мальцева, отказавшегося от своих слов, и на молодого журналиста, поверившего Цивке, и отказывавшегося теперь верить мне. Однако не знал, как же убедить Поля в том, что его опять надурили. Предложил организовать встречу с другим журналистом с теми же вопросами, но с другим переводчиком. То есть я был уверен в том, что и без меня получится тот же результат, но Поль спрашивал меня о другом. Его интересовало теперь, почему я не люблю Цивку, и не связано ли это с тем, что я коммунист. Понятно, что эту мысль ему ввёл в голову Цивка, пытаясь объяснить, что все отмеченные недостатки на самом деле отсутствуют, но выдуманы мной, как коммунистом, чтобы просто опорочить Цивку, которого я ненавижу по политическим соображениям. Этот абсурд выбить из головы неопытного журналиста я не смог, поскольку в моей комнате оказался Старков, желавший послушать наш разговор и чем он закончится. Но, услыхав, что я предлагаю пригласить другого журналиста с другим переводчиком, Поль вдруг оскорблено вскочил и ушёл, не доспорив со мной.