Тинкай Кретова - Казтабан

Я всерьёз загорелся этой идеей и даже, предварительно списавшись и получив приглашение, на день съездил на скором поезде в Астану, где представил её в департаменте индустрии туризма. Я чрезвычайно нервничал и попытался вложить в презентацию все преимущества проекта: рассказывал, что, поняв прелесть культурного туризма, люди сами захотят выделять на него средства и начнут самостоятельно посещать казахстанские достопримечательности; указывал на то, что одна только возможность каждый год путешествовать по стране не означает, что ей воспользуются все без исключения граждане, а значит, и затраты не будут превышать разумные пределы; предвосхищая вопросы, говорил о необходимости чёткого контроля распределения и использования средств. Немного расслабившись и вдохновившись собственными словами, под конец я упомянул о решении вопросов патриотического воспитания и о внесении большой лепты в сохранение самобытности казахского народа. В общем, я вложил в свои слова все убеждения человека, влюблённого в родину, и уверенность путешественника, отведавшего незабываемый вкус дороги.

Возможно, помогла моя пламенная речь или детально проработанное выступление, но презентация вызвала у слушателей интерес. Меня попросили предоставить на рассмотрение полную информацию, предупредив, что на оценку проекта может уйти до нескольких месяцев.

Директор департамента, довольно молодой мужчина с живым взглядом, которого беседовавший со мной чиновник пригласил тоже прослушать презентацию, посоветовал опробовать эту идею на примере одного из регионов. Он сказал, что при любом исходе сейчас важно оценить работоспособность предложенной мной модели в условиях, на которых местным предприятиям будет удобно сотрудничать по этому проекту.

Я замялся. Разрабатывая свои предложения, я и не задумывался о том, что мне придётся участвовать в их реализации, а планировал просто поделиться идеей с теми, кто обладает подходящим опытом и способностями, чтобы воплотить её в жизнь. Мне же вложить в проект было больше нечего, ни один мой талант не казался мне достаточно сильным, чтобы принести пользу в деле. Неверно истолковав мои переживания, директор сказал, что обеспечит со своей стороны официальные письма, которые должны облегчить формальности исследований туристского рынка. Я подумал, что действительно сам должен проверить жизнеспособность своего замысла, а уже потом решать вопрос о своём дальнейшем участии в проекте.

Так я и попал в Восточный Казахстан. Чуть больше суток на поезде – и вот уже горло печёт знаменитым металлургическим привкусом промышленного города.

Усть-Каменогорск не был похож на другие казахстанские города, которые мне уже довелось посетить. Он немного походил на место, где я вырос – простая архитектура, простые улицы, простые люди и созданное этой простотой очарование. Мимоходом любуясь на зелёные парки и широкие проспекты, я нашёл нужный адрес. Один из моих бывших коллег, с которым я, ещё не переехав в Казахстан, виделся на многочисленных рабочих встречах, согласился за условную плату одолжить мне на пару недель свой внедорожник.

Пока не спеша надолго останавливаться в каком-то определённом месте, я направился на юг от города, где заехал в загадочный Ак-Баур – святилище и астрономический комплекс неолитических времён, а потом на Сибинские озёра, синеющие на дне воронок из наползающих друг на друга каменных лепестков складчатых скал.

После обеда я добрался к Бухтарминскому водохранилищу и загрузился вместе с машиной на большой, покрытый большими железными заплатками паром. За кормой, набирая скорость, понеслась рябь потревоженных волн.

– Путешественник? – рядом со мной на перекладину облокотился водитель газели.

Я кивнул и опустил фотоаппарат, на который, перевесившись через борт, пытался запечатлеть ржавый бок судна.

– Один? Куда едешь? – было понятно, что он просто хочет скоротать время, но я внезапно осознал, какая это авантюра – пускаться одному в такой дальний путь и ещё – как настороженно теперь я буду реагировать на подобные вопросы.

Деваться было некуда, и я уклончиво описал свои планы. Шофёр спросил, не собираюсь ли я заезжать на Киин-Кериш, и предупредил, что это «гиблое место», где постоянно ломаются машины и теряются люди.

– Говорят, там жители одного аула от белых прятались. А гвардейцы их нашли и расстреляли. От этого стены ущелья стали кроваво-красными. Теперь их души не могут упокоиться и заманивают путников на погибель. Ты не езжай туда.

Зазвенели ржавые цепи, опускающие на берег тяжёлый мост. Паром причалил к берегу. Я попрощался с разговорчивым собеседником, ещё раз уточнил у капитана контакты руководства для переговоров о проекте и съехал на дорогу.

Солнце было ещё высоко, но уже начинало неумолимо клониться к закату, а до намеченной точки – мыса Шекельмес – оставалось ещё не меньше девяноста километров. Я ехал по голой до горизонта иртышской степи и думал о том, что даже отправившись на Алтай умудрился снова оказаться в пустынных просторах. Передо мной разбегались многочисленные дорожки, совершенно отличные от трека, который я нарисовал себе по спутниковым снимкам. Я выбирал более изъезженные, но только дальше отклонялся от маршрута. Каждый раз, когда я решал, что очередное продавленное в глине направление выведет на нужный путь, дорога предательски поворачивала, уводя меня в сторону. Остановился я, только когда окончательно стемнело.

Не расставляя палатку, я устроился спать на откинутом пассажирском сиденье и всю ночь проворочался, так и не сумев толком уснуть. Было неуютно, в щелях старого джипа завывал ветер, и сквозь неглубокий сон мне всё мерещилось, что это звучат крики расстрелянных аульчан. Я несколько раз пообещал себе тщательнее планировать свои путешествия и купить дорожную подушку.

Утром, ещё не подняв сиденье, я смотрел на то, как рассвет окрашивает землю, когда понял, что невысокие глиняные холмы по левую руку от меня красные не от восходящего солнца, а сами по себе.

Я тут же схватил фотоаппарат и, не обуваясь, выскочил на улицу: оказывается, плутая в потёмках, я приехал-таки в «гиблый» Киин-Кериш. Перебегая с точки на точку по осыпающейся под ногами сухой земле, я сделал несколько отличных рассветных кадров. Вокруг пестрили глины, словно застывшие в доисторическом пожаре. В лихорадочном танце смешивались огненные цвета: бордовый, оранжевый, жёлтый и белый. Глина плавно перетекала из одной формы в другую, являя собой не то холмистый марсианский пейзаж, не то поверхность невиданных размеров ягодного леденца. Надо мной пролетел филин. Ночная тоска быстро исчезала, растворённая утренним солнцем.