Борис Лавров - Первая Ленская

Теперь уже можно не так расчетливо тратить силы. Нужно одно сильное напряжение. Чем оно будет сильнее, тем скорее мы будем у цели. Там радио – это главное. Там мы снова приобретем человеческие права и человеческий вид.

Мы подходим по берегу до конечного пункта, откуда надо опять, но уже действительно в последний раз, спуститься в снежную воду.

Домик виден совершенно отчетливо. Он посерел от непогод Севера и сливается по фону с каменистым низменным мысом острова Домашнего.

Около дома не видно никакой жизни. Все спит.

Перед трудным переходом мы сделали остановку – отдых на десять минут.

На жидкой красной глине видны отпечатки собачьих лап и человеческой ноги, ясно прослеживается их путь и на снегу.

Но это было когда-то, до таяния снега, теперь на снегу остались от них только небольшие углубления.

По этим следам берем себе направление.

Дорога обычная – снег и вода. Состояние сапог и брюк обычное, они стали мокрыми, как и всегда. Однако наше продвижение идет гораздо быстрее, чем раньше. Инстинкт дает самое большое напряжение всем мышцам.

Зимовка по-прежнему спит. Мы уже от нее не далее чем в четверти километра. Теперь уже видны занесенные снегом лодки, разбросанные бочки, какая-то маленькая будка и т. д. Серые камни, галька – фундамент домика.

Но вот выскочила откуда-то на камни собака, слышен ее лай. На лай сбегаются еще собаки. Видно, как в большом возбуждении они мечутся по острову, но навстречу к нам еще не бегут.

Вероятно, около домика поднялся адский шум. Из дверей показалась человеческая фигура, закутанная в длинную малицу, в руках винтовка.

– «Дикари» проснулись. За два года мы первые люди, да и то аварийные.

Человеческая фигура исчезает в дверях дома, появляется вновь, но вместо винтовки что-то длинное в ее руках.

– Это нам несут лыжи для облегчения перехода.

Поздно. Мы уже ступаем по более мелкому снегу. Появляются другая и третья фигуры.

Собаки дружной стаей бросаются к нам. Окрик хозяев – они останавливаются.

Чувствуется некоторое волнение.

Встретились. Взволнованные лица, крепкие пожатия.

– Товарищи Лавров и Линдель, как хорошо, что вы добрались!

– А как поиски? Аэропланы еще не вылетали?

– Ничего еще нет. В Москве идет подготовка.

– А зимовщики на Челюскине?

– Они отправили упряжку собак, но, без сомнения, она скоро вернется.

Быстро, на ходу рассказываем о месте и причине нашей аварии. Они передают нам содержание радиограмм, относящихся к нашей судьбе.

Собаки внимательно нас осматривают, обнюхивают и приветливо виляют хвостами. Они напоминают нам лучшую собаку мыса Челюскина – Волка. Та же шерсть, узкий разрез глаз. Они очень лохматы, в свалявшейся шерсти, среднего роста. Прекрасные ездовики.

Двери дома раскрыты перед нами. Каким уютом веет оттуда!

Кромка льдов нами прослежена до западного конца острова Каменева, не хватает только разведки на мысе Молотова – самой северной оконечности архипелага Северной Земли.

Спали мы, вероятно, очень долго. В это время по радио уже были получены приветственные радиограммы от наших слизких и друзей из Москвы, Ленинграда и почти всех полярных станций. На Севере люди становятся ближе друг к другу. Зимовщики Ленской экспедиции немедленно ввели нас в полный курс всех событий. Они были уверены, что Линдель не разобьет самолета и сделает правильную посадку, но, оказывается, выражали большое сомнение относительно его талантов по пешему хождению. Соединенными усилиями двух поэтов по случаю нашего возвращения было написано довольно длинное стихотворение. Оно несколько нас сконфузило, когда было по радио нам передано:

За проливом, за горою

Самолет исчез вдали,

И унес он двух героев

В дебри Северной Земли.

Для «У-2» полет опасный,

Страшно врезаться в туман,

Хоть не видно тучек грозных,

Хоть спокоен океан.

Связь мы с Северной держали,

Целый день костер горел.

Понапрасну вести ждали –

Самолет, мол, долетел.

Истекли давно все сроки,

Самолет не прилетел.

Путь далекий, путь тяжелый –

Где-то наш «У-2» засел?

Сел он в сотнях километров

От ближайшего жилья…

Ожидать ли здесь спасенья?

Все надежды на себя.

Самолетам нет посадки.

Это летчики учли.

Путь проложив, пошагали

В дебри Северной Земли.

Шли они в воде по пояс,

Выбивалися из сил,

Голодали, холодали,

А «У-2» на льдине плыл.

Дней двенадцать пролетело,

Два пропавших все ж идут:

Ноги босы, грязно тело

И едва прикрыта грудь.

На пятнадцатые сутки,

Волей скованы стальной,

Подошли они к избушке,

Там нашли приют родной.

Называлось это стихотворение «Опять среди нас». Его сочинили тот же Рузов и механик парохода Семенов.

Нам надо было найти приложение своих сил, чтобы благополучно дождаться прихода парохода или аэроплана. Наш самолет был нами безвозвратно потерян. Льды вскоре после нашего прихода пришли в движение. Осталось одно – надеяться, что прилетит новый самолет, который вновь унесет нас на мыс Челюскина, где оставался еще один самолет – брат нашего погибшего «воробья». К сожалению, эти надежды осуществились только через два с половиной месяца, когда уже надо было проститься с Арктикой до следующей встречи с ней.

На Северной Земле

Маленький домик, чуть побольше деревенской бани, стоит на песчаной низкой отмели острова Домашнего. С одной стороны домика виден широкий пролив, покрытый льдом, за которым протянулась узкая полоса оголенной земли. С другой – только возвышенный берег самого острова и поставленные там радиомачта и ветряк.

Остальные постройки состоят из невзрачного фанерного склада и магнитной будки. Все они залиты водой. Дощатый собачник занесен слежавшимся грязным снегом. Поэтому собаки там не живут.

Около дома разбросаны груды заржавленных банок из-под разных консервов, зола из печи, щепки от разбитых ящиков и остатки вышедшей в тираж одежды и упаковки.

Нет ни бани, ни уборной.

Собаки считают для себя необязательным соблюдение санитарных правил, и вследствие этого ручьи растаявшего снега зловонны и мутны.

В домике только одна комната и небольшой уголок для радиостанции. Четыре деревянные койки, по две около стен, одна над другой. Полки, заставленные книгами. Обеденный, он же и рабочий стол и четыре стула.

Этот дом построен экспедицией Ушакова, Урванцева, Журавлева и Ходова в 1930 году. Два года подряд вели они здесь напряженную работу по описи и составлению карты Северной Земли, по определению ее астрономических пунктов и т. д.

Работа эта дала свои результаты. Немного мест в высоких широтах советской Арктики, которые бы имели такую точную карту, как Северная Земля.