Джузеппе Туччи - Святые и разбойники неизведанного Тибета. Дневник экспедиции в Западный Тибет

Фрагмент фрески из Пианга с изображением Будды

Исследование пещер вокруг Дункара приготовило нам сюрприз: кажется, здесь были скиты анахоретов и места для медитаций, где в лучшие времена святые и аскеты края уединялись в поисках сосредоточения и покоя, которые одни только могут принести ясную благодать духа. Старанием учеников эти гроты украсились, укрепились стены, своды расширились и покрылись повсюду великолепными росписями, – все это должно было произойти, судя по стилю живописи, около XV столетия. Нет ни одного участка стены, который бы не был расписан чудесными фресками: от потолков, покрытых орнаментальными мотивами, с кариатидами и атлантами, до стен, на которых сменяют одна другую длинные вереницы самых известных махаянских и тантристских божеств или разворачиваются символические композиции мандал. Исполнение настолько совершенно, краски так живы, рисунки столь разнообразны, что кажется, будто потолок покрыт тончайшими узорными тканями. Ни в Цапаранге, ни в Толинге я не видел такой тонкой работы: очевидно, что фрески Дункара являются подлинными шедеврами живописи Гуге периода ее полного расцвета.

У подножия горы, в самой крупной пещере находится ряд гипсовых статуй, представляющих восемь божеств врачевания, узнаваемых по цвету и положению рук, которые словно наблюдают в молчании запустение оскверненных залов.

Немногие жители селения – монахов здесь нет и в помине – никогда не поднимаются наверх, ни один человек не осмеливается взбираться по крутым глинистым склонам, осыпающимся на каждом шагу и чреватым оползнями, и лишь мы, из любви к исследованию, предпринимаем попытку восхождения. Никто не сказал нам о том, что здесь, внутри, находятся столь многие сокровища; местные жители не только уже более не способны к созданию глубоких произведений искусства, занятию, которому с усердным благоговением и утонченным мастерством посвящали себя их предки, но даже не заботятся узнать о них, – такого уровня достигло разложение духа.

К тому же, даже эти пещеры не защищены от уничтожения: самые высокие из них, те, что находятся недалеко от вершины холма, уже начинают разрушаться. Вода проложила себе путь в глинистой почве, неумолимо размывая и эти восхитительные памятники древнего искусства Гуге. Создается впечатление, что некие темные силы объединились в заговоре, с тем чтобы стереть всякую память о былом величии [34].

Мы перевалили цепь Ладакха, пройдя через перевал Садзе-ла, – это кратчайшая дорога в обширную долину Гартока. Перевал не из самых высоких, он не достигает и шести тысяч метров, однако мои люди нездоровы: горная болезнь, даже лихорадка, как будто мы пересекаем местность с вредными испарениями. Дождь, снег, непогода – без солнца эти края безутешно печальны. Нет ни следа жизни, мы встречаем лишь стада киангов, как здесь называют диких ослов. Рыжие, чрезвычайно быстрые, они смотрят на нас с любопытством, а затем принимаются скакать, подобно ветру проносясь по плоскогорьям и исчезая в ущельях, преследуемые нашими собаками. Еще выше, у самой границы вечных снегов, чернеют редкие дикие яки – огромные, неторопливые одинокие обитатели ледяных пустынь.

Как я уже писал в дневнике 1933 года, Гарток является столицей Западного Тибета. Возможно, кто-то ожидал бы найти на его месте большой город, – к своему разочарованию, у многочисленных рукавов реки Гартанг, стекающей с горной цепи Кайласа и разливающейся по долине, он обнаружит всего два дома, занимаемых двумя губернаторами. Маленькие низкие строения, служащие одновременно жилищем для человека и укрытием для скота. Вокруг располагаются шатры слуг, торговцев и кочевников. Гарток находится на высоте 4500 м над уровнем моря.

Сейчас здесь большой праздник – сюда приезжает новый губернатор из Лхасы. Чиновники и челядь прежнего губернатора, женщины в праздничных одеждах, музыканты и почетный караул встречают его. В большой палатке, специально поставленной в полукилометре от селения, будет организована почетная встреча. Новому губернатору предшествует караван с багажом – десятки мулов, выряженных в красные цвета, и солдаты в новой, сверкающей, одетой по случаю форме. Затем прибывает, следуя за идущими впереди барабанщиками, наместник в великолепных одеждах китайского мандарина из желтого шелка; его сопровождает жена, демонстрирующая, словно на выставке, подлинную коллекцию драгоценностей, сын, администратор и многоцветная толпа слуг и служанок.

Женщины Гартока в праздничных одеждах

Вся эта кавалькада быстро продвигается, блистая на солнце оружием и переливаясь шелками, по устремленной, словно в бесконечность, долине. Остановка в палатке; женщины Гартока, стоя друг против друга в два ряда, жгут благовония и масло яка в серебряных сосудах, украшенных восемью благоприятными символами. Губернатор проходит среди них, расточая с царским достоинством приветствия и улыбки. В шатре сооружено возвышение из китайских ковров; губернатор садится в центре, его супруга с сыном – по левую руку от него, справа же приготовлено место для меня и капитана Герси.

Пригубляя ужасный тибетский чай, я вынужден в который раз повторять всю мою историю, рассказывать о себе, о моей родине и о цели моих странствий. Настоятельная физическая необходимость удалиться для губернатора и его супруги, расположившихся на земле, в отличие от их подчиненных, освобождает меня от диалога, длина которого, казалось, готова была перейти все разумные рамки. Затем все опять сели на коней и направились к храму, чтобы умилостивить богов и, стоя на коленях, получить благословения лам.

Необычайная роскошь, окружавшая это событие, – предмет для обсуждения на весь оставшийся день: кто восхищается, кто ворчит. С наступлением вечера прежний губернатор навещает меня в лагере и рассказывает, что его преемник – разбогатевший малокультурный торговец, вышедший из низких слоев общества. Повсюду на земле человек не может обойтись без того, чтобы не сказать плохое о своем ближнем.

Вот уже почти пять месяцев, как мы находимся в одиночестве, пять месяцев, в ходе которых мы не имели никаких известий с нашей родины и от своих близких. Время здесь представляет собой монотонное чередование дней и ночей: числа, дни недели – все эти символы, с помощью которых мы пытаемся отметить убегающее мгновение, нами забыты. Мы измеряем время расстояниями – один день не что иное как определенное количество пройденных километров.