Владимир Афанасьев - Тайна золотой реки (сборник)

Бочкарёв, Барановский и Белинков продолжали немногословную беседу. Карьера молодых штабистов Барановского и Белинкова оборвалась ещё при разгроме колчаковской армии. А теперь, когда от остатков поляковской банды, свирепствовавшей на Охотском побережье, ничего не осталось, гонимые и презираемые, они надеялись найти убежище и защиту у Бочкарёва.

Бочкарёв жадно, одну за другой, курил папиросы, ссутулясь, расхаживал по яранге. Молча выслушал доклад поляковцев о постигших их неудачах, делая вид, что разделяет пережитые ими невзгоды, потери и лишения и безмерно счастлив приветствовать их, мужественных сынов России, на свободной колымской земле.

— Господа! — задымив очередной папиросой, подчёркнуто мягко начал Бочкарёв. — Дела на северной окраине нашей России изрядно пошатнулись. Хуже того, стыдно признать, они совсем никуда! Наши надежды не оправдались. Делать ставку на малые этнические группы огромного Севера нет смысла. Да и потомки не простят нам такой политики.

— Бросьте, есаул, — морщась, будто от зубной боли, остановил Бочкарёва Барановский. — Кого ж ещё, как не местное население, мобилизовать на борьбу с красными комиссарами?

— Ведь мы только что обрисовали вам сложившуюся обстановку на Чукотке, — вставил Белинков. — Большевики разбили наши части почти на всём Чукотском побережье и продвигаются к Нижней Колыме на соединение с регулярными частями Красной Армии. Под командованием опытных командиров Байкалова и Строт экспедиционные отряды красных давно уже вышли из Якутска.

— Это сведения нашей разведки, — поддержал Белинкова Барановский.

— Та-ак, — насупился Бочкарёв, — выходит, ваша разведка всё знает? А где, скажите на милость, господа, теперь ваши штабы и разведки? Выходит, большевички умнее вас оказались…

— Да, да, есаул, вы правы. — Барановский резко встал. — Все погибло. Теперь пуля во лбу приятней виселицы или омерзительных пыток… Слишком много на нашей совести грехов. Что мы оставили после себя, есаул, что?

— Хватит, поручик. Мне вашей истерики только не хватает! — повысил голос Бочкарёв. — Оставьте в покое оружие, оно вам ещё послужит, а что касается грехов, то я вам их отпускаю. Мне кажется, господа, что не всё ещё потеряно, тем более что большевики не смогут пройти на Колыму: через две-три недели вскроются реки и в тундру носа не сунешь. Однако в имеющиеся в нашем распоряжении дни мы должны до наступления весеннего паводка быть далеко от этих неблагодатных мест… Есть надёжные люди. Выступать будем через пару дней. Курс — к границам Монголии. Вы меня поняли, господа?

— Оставьте нас в покое, есаул, — тихо отозвался Барановский, — оставьте.

— Не понимаю…

— Мы устали, Бочкарёв, — тяжело уставившись на есаула, вяло протянул Белинков, — ото всего на свете.

Носов, уловив паузу, бесцеремонно подскочил к есаулу и зашептал ему на ухо. Бочкарёв, не ожидавший такого хамства со стороны Мишки Носова, было вскипел — побагровевшая шея и гнев в глазах означились нервным тиком левой щеки, но сообщение Мишки Носова остудило его, и он воровато покосился на поляковских офицеров.

— Откуда сведения? — зашептал.

— Нелька за стаканом водки всё сказал.

— Фросю не видел?

— Тут она.

— Ладно, иди.

Не глядя в сторону поляковцев, подозрительно наблюдавших эту сцену, Носов выскочил из яранги. Бочкарёв заторопился с объяснением.

— Опять неприятности: казачки бузят… к сожалению. Я оставлю вас ненадолго. Прошу прощения. — Набросил на плечи полушубок, взял шапку, рукавицы, козырнул и вышел. А Мишка уже тащил за шиворот опьяневшего Нелькута. Увидев атамана, к яранге спешил и Седалищев.

— Где твои собаки, скотина? — нервозно зашипел Бочкарёв на Нелькута.

— Собачки совсем устали, — пьяно промямлил Нелькут.

— Пропади ты пропадом!.. — Бочкарёв схватил его за рукав и поволок к месту, где стояла упряжка торговца Соловьёва. — Ты, Михаил, за мной, следом.

— Понял, атаман, — шепнул Носов.

— Быстро, и ни гу-гу… — Он поманил пальцем Седалищева, бросил на нарты Нелькута и приказал: — Седаль, к утру я вернусь. Как только разделаешься с керетовскими комиссарами, пустишь в расход и этих слюнтяев, — Бочкарёв кивнул в сторону яранги, где остались Барановский и Белинков, — сомнительные…

— Своих — и в расход? — удивился Седалищев.

— Делай, что приказываю! — погрозив кулаком, процедил Бочкарёв.

— А я, атаман, не желаю на людей офицерского звания руки накладывать! — огрызнулся Седалищев. — И прошу не забывать, что я прежде всего направлен в ваше распоряжение генеральным штабом Пепеляева для ликвидации большевистских группировок, а не для расстрелов офицеров доблестной армии адмирала Колчака. И прошу помнить, что только благодаря мне вам стало известно, что под личиной керетовских коммерсантов скрываются руководители Анадырского уездного нарревкома.

— Хватит, Седалищев, хватит! — Бочкарёв еле сдерживал себя, чтобы не залепить пепеляевскому следователю приличную зуботычину.

— Простите, — Седалищев резко оборвал Бочкарёва на полуслове, — вы напрасно теряете время. Пошлите за Гаврюхой Цапандиным, ему безразличны сословия.

— Ну ты и волк, Седаль…

— Не зубастей вас, полковник.

Шаман демонстрировал величие силы камлания над природой и людьми. Гремел бубен. Бандиты горланили песни. Шумела пёстрая разноголосая ярмарка, и всё это тонуло в разливах древнего хомуса, удивительные звуки его уносились в весеннюю даль и, вновь возвращаясь, плыли над традиционной суетой Ысыаха. Ефим Волков стоял чуть поодаль от места шаманского выступления и разговаривал с Софроном Захаровым. Софрон, как знающий нравы и обычаи местного населения, охотно рассказывал Ефиму об известной в крае семье шаманов.

— Корни семьи Винокуровых глубокие, да, видно, подгнивать стали. Время пришло. Что толку-то в шаманах?.. Один шум да крик остался. У людей тундры вера в себя появилась. А это ремесло, которое веками переходило от отцов к сыновьям, от дедов к внукам, рассыпается, как весенний лед в дружный паводок. Одно я скажу, что народ наш доверчивый. Шамана чуть ли не за самого бога принимали. Родила женщина — к шаману бегут, заболел человек — тоже к шаману. Шаман — и бог, и судья, и ещё кто его знает, кем и чем он может обернуться. Удачная или неудачная охота или кто пропал в тундре, в море, аль в полынью колымскую вместе с упряжкой провалился — все идут к шаману. А он знай стучит в холодный бубен да несёт какой-нибудь вздор в камланиях. Чем дольше камлает, тем больше плата… Винокуров не бандит. Он не грабит, не убивает, а зла принёс тоже немало. По его наговорам сколько хороших людей загубили колчаковцы… Народ наш мирный и мудрый, доверчивый и к доброте склонен. Я так думаю, Ефим, что придёт в нашу северную страну весёлое, помолодевшее время.