Владимир Афанасьев - Тайна золотой реки (сборник)

— Это верно, — задумчиво ответил Волков. — Через десяток лет древнюю страну Олонхо не узнать!

— Здравствуй, Ефим! — легонько Волкова толкнул Данилка. — За разговором ничего не видишь? — И смущённо заморгал густыми тяжёлыми ресницами.

Волков обнял Данилку, стал расспрашивать:

— Прикатил?

— Ага.

— Один?

— С дедушкой.

— А он где?

— В Керетове.

— Хворь напала?

— Лисья…

— Упряжку где оставил?

— За косой.

— Правильно.

— Гавриил и Иосиф здоровы?

— Тебя поджидают.

— Нужен?

— Ещё как!

— Пойдём к ним?

— Они у Софрона собрались.

— Чай пьют?

— Не только…

Ещё с порога софроновской избы Данилка уловил этот взгляд, строгий, озабоченный взгляд Шошина. Волков в ответ безнадёжно развёл руками.

— Все глаза проглядели, — уронил досадно. — Не случилось ли чего с ней?

— Фрося — осторожный человек, — успокоил Софрон.

— Доверчивость может ей повредить, вот чего я боюсь, — сказал Шошин. Усадил Данилку рядом, пододвинул ему кружку с чаем, дал большущий кусок голубоватого колотого сахара. — Грызи!

Данилка робко прильнул к Шошину, потянулся к сладкому подарку. Присутствие стольких взрослых стесняло его. Командиры небольших тундровых формирований собрались здесь, сидели за чаем, обсуждали план действий.

— Фросю ждать не будем, — сказал Софрон.

— Остаётся одно… — Шошин собрался с мыслями. — Утром начнём. Софрон Захаров и Паша Слепцов, вы со своими группами, обезоружив конвойный отряд Седалищева, проведёте аресты здесь, в Нижних Крестах. Степан Рупочев, Пётр Гулевич, Степан Еремин и Егор Бережнов с товарищами захватывают нижнеколымский штаб. Постарайтесь, товарищи, сохранить документацию. Действовать по обстановке согласно революционной инструкции и без самоуправства… Вместе с походчанами выступят рыбаки со Становой, Курдигина и Горлы. Все они собрались у мархаяновских рыбаков. Оленеводы Иннокентия Ивановича Батюшкина, товарищи, начнут с Колымского. Люди оповещены, вооружены, упряжки подготовлены. К утру перенесём имеющийся в наличии пулемёт из Керетова сюда, в Кресты.

— Бочкарёвский отряд малочислен, подорван и материально и морально, — добавил Софрон. — Казаки будут пьянствовать до утра. Одно меня смущает, — Софрон задумался, не решаясь сказать неточно, — Цапандин что-то крутит. Не пойму его.

— Дошлый бес, — сурово отозвался Шошин.

— Бочкарёвым будет заниматься анюйская группа Ивана Наумова, — сказал Радзевич. — Если же он предпочтёт Нижний, то эта задача перекладывается на группы Степана Рупочева и Софрона Захарова. При всех обстоятельствах, товарищи, отступать нам некуда. Всё!..

— Гаврила, — прошептал Данилка на ухо Шошину. — Дедушка ждёт.

— В Керетове?

— Знаешь? — удивился мальчик.

— Догадываюсь.

— Секрет от него привёз.

— Какой?

— К Котельникову ходить не надо.

— Дедушка сказал?

— Да, ему кто-то внутри говорит.

— А ты слыхал?

— Нет, — смутился Данилка.

— Ты чего чай не пьёшь? Торопишься?..

— Рыбалка скоро, сети нужны.

— Продукты и оружие есть?

— Есть! — Данилка лукаво подмигнул и озорно улыбнулся. — Твой винчестер добрый…

— Нет, Данилка, — Шошин упрямо свёл густые брови, — добрым бывает только человек. А винчестер — предмет страшный, если не для охоты. Лучше бы никогда и не пользоваться им… — Помолчал и, взглянув пристально, спросил: — На Анюйск проезд знаешь?

— По Лесоковке.

— Экспедиционный отряд Красной Армии идёт к нам. Командир отряда Байкалов. Запомнил?

— Не забуду, — твёрдо ответил Данилка.

— Ну, хорошо. Теперь вот что… — Шошин протянул Данилке тот самый свёрток, что принял недавно от Бубякина и Жиркова в стойбище Иннокентия Батюшкина. — Всякое может быть, Данилка. Сохрани…

Фросе казалось раньше, что её, как обломанную бурей ветку, течением порожистой реки несёт к гремящему впереди водовороту. А теперь, на самом краю верной гибели, её подхватили чьи-то сильные спасительные руки.

— Господи, — она облегчённо вздохнула, — что со мной? Отчего прежде я не видела такого открытого и свободного небосвода? Или это оттого, что льются волшебные звуки хомуса? Или весна? Играет солнышко, голубеет тайга в лёгкой дымке… Как хорошо-то!

Как оттаявшая под весенним солнцем травиночка, она тянулась к свету, теплу… Живительная волна человеческой доброты и разума целили израненную душу, прорастали неведомым ранее чувством. Фрося испугалась этого трепетного волнения и щемящего взрыва радости. Шошин!.. Она поняла, ощутила его искренность в коротких керетовских встречах…

…Молодая луораветланка из местечка Пятистенное подошла к ней. За широкую фалду белой пыжиковой дошки держал её карапуз в комбинезоне из росомашьей шкурки. Разрумяненный, он моргал тёмными ресничками и плотно прижимался к матери. Она опустилась на нарту рядом с Фросей, легко подхватила сынишку на руки, распахнула дошку, вывалила тяжёлую смуглую грудь и, размяв её, небрежно сунула малышу в рот сочный сосок. Ребёнок обхватил её ручонками и, засопев, жадно зачмокал. Тонкий запах материнского молока смешался с весенним солнечным настоем и захватил, закружил Фросю. Она с нежной завистью смотрела на молодую мать, на её крепенького годовичка, и полнота этого материнского счастья передавалась и ей…

И всё рассеялось, как только она увидела Бочкарёва и Мишку Носова. Они тащили уже захмелевшего Нелькута к яранге. Фрося сразу же поняла, что каюр проговорился о лесоковской встрече и теперь во власти есаула.

…Бочкарёв, наверное, пойдёт на Нижнеколымск. Там награбленное золото, бриллианты… Носова там же удавит, а Нельку пристрелит потом. У него нет другого выхода. Уйдёт на Чукотское побережье. На Аляску, к американцам. Они всё дерьмо принимают… за деньги. Трус, — со злой иронией подумала она, — как перепугался! Жидковат, есаул, ишь как задёргался, даже о своём паршивом войске забыл. Но ничего, от меня ты не уйдёшь, да и Байкалов рядом. С Гаврилой бы ничего не случилось. Жить хочется по-человечески! Я б за Шошиным на край света. Вот он и пришёл конец белой банде! Слава тебе, господи! Отвел ты беду от близких сердцу моему!.. — Она перекрестилась.

Затерявшись среди анюйских эвенов, она следила за есаулом. Анюйцы же, покладистые, довольные удачной торговлей и обменом, разогретые огненной водой, ворковали в сторонке от сутолоки у своих упряжек и, казалось, никого не замечали. Однако Иван Кабанов, мужик хваткий и на глаз острый, заприметив взвинченное состояние Фроси, подошёл к ней. Она подняла на него глаза, и светлая надежда озарила её.

— Слушай, Иван, — она так стремительно ухватилась за него, что Кабанов не успел и рта открыть, — выручай.

— Как скажешь, — вырвалось у опешившего Ивана.