Александр Усовский - Кровавый Дунай

— Не скажи. Костюмы наши, пальто, обувь… Всё самого лучшего качества, я такой одежды ни разу в жизни не носил, спасибо Гёзе и нашей милейшей хозяйке…

Котёночкин кивнул.

— Я тоже такие костюмы только в кино до войны видел…

— Значит, так и порешим — мы комиссия по партийной линии. Функционеры НСДАП приехали посмотреть, как вермахт выполняет наказы партии и правительства…

Тут их разговор прервал Некрасов, сухо бросивший:

— Какой-то город. Может, тот Бичке?

Савушкин пожал плечами.

— А бис його видае, как говорит Костенко. Скорее всего он. Давай ищи дом побогаче, там и заночуем…

«Испано-сюиза» въехала во двор действительно богатого дома — каковой, однако, на первый взгляд не подавал никаких признаков жизни. Савушкин, оставив в машине радиста, вместе с Некрасовым и лейтенантом направился в дом — заранее готовя необходимые фразы на венгерском.

Которые, впрочем, ему не понадобились — дом был пуст. Более того, он был вдобавок ещё и явно разграблен, причем варварски — с диванов спорота кожаная обивка, картины вырезаны из рам, столовое серебро разбросано по полу — очевидно, его грузили в спешке, часть вилок и ложек рассыпалась, и их просто не стали подбирать… Савушкин присвистнул.

— Однако, смотри, что твориться…

Котёночкин пожал плечами.

— Полицию собрали в дивизию и отправили на фронт, вот местный криминал и разошёлся…

Савушкин покачал головой.

— Не думаю, что криминал. Смотри, — и, подняв с пола какую-то тряпицу, показал лейтенанту.

— Что это?

Вместо ответа Савушкин развернул трофей — им оказалась нарукавная повязка войск СС.

Котёночкин хмыкнул.

— Дожились немцы. Войска СС уже гражданских грабят… А ведь были элитными частями…

Савушкин махнул рукой.

— Когда это было? Немцы сейчас в свои добровольческие дивизии СС хватают, кого ни попадя. Не удивлюсь, если уже уголовников ставят в строй… Но случившееся нам на руку. Не надо хозяев уламывать — разместимся с комфортом, тут, как я понимаю, и помыться можно… Но сначала — донесение.

Усевшись у письменного стола из морёного дуба, капитан набросал радиограмму и, протянув её Котёночкину, коротко бросил: «Шифруй!» Лейтенант живо перевел три строчки донесения Савушкина в пять колонок цифровых групп — и вопросительно посмотрел на командира. Тот махнул рукой.

— Будем отсюда, всего пятьдесят групп, Чепрага за полторы минуты управится, если с опознавательными и квитанциями — в две. Никакой пеленгатор нас за это время не засечёт…

Вызванный в дом Чепрага, глянув на радиограмму, хмыкнул и, развернув рацию, довольно быстро приготовился к передаче. Савушкин, посмотрев на часы, удовлетворённо кивнул и скомандовал:

— Шесть тридцать. Как в аптеке. Давай, Андрей, дави на ключ!

Радист отстучал донесение, принял квитанцию, а затем принялся лихорадочно записывать на обратной стороне своей радиограммы ответ Центра.

Расшифрованное сообщение командования немало удивило Савушкина, ибо гласило:

ШАНДОРУ. БЛАГОДАРЮ ЗА СЛУЖБУ. ВСЕ ЧЛЕНЫ ГРУППЫ ПРЕДСТАВЛЕНЫ К НАГРАДАМ. С ПОЛУЧЕНИЕМ СЕГО НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ В БУДАПЕШТ, ОТДЫХАЙТЕ И ЖДИТЕ ДАЛЬНЕЙШИХ ПРИКАЗАНИЙ. ТРЕГУБОВ

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Их начали беречь? Шо-то в лиси сдохло, как говорит Костенко… Савушкин, ещё раз для верности пробежав текст радиограммы — приказал:

— Сейчас всем спать, мыться-бриться будем уже в Будапеште. Начальство решило отчего-то нас поберечь, так что завтра отправляемся на улицу Тигриш, в наш бункер. — И, повернувшись к Котёночкину, капитан промолвил вполголоса: — На моей памяти такое было только раз, под Корсунем. Баранов нам тогда приказал свернуть поиск и выдвигаться к Днепру, под Канев. Мы думали — передохнуть и наших дождаться, а хрена лысого… Как оказалось — нас планировали задействовать в помощь десанту, который немцы почти целиком перебили в воздухе. Нам тогда чудом удалось уйти. — Помолчав, Савушкин добавил: — Когда начальство начинает тебя беречь — так и знай, дело пахнет керосином. Внезапно вспыхнувшая забота о жизни подчинённых со стороны начальства — очень плохая примета, Володя, это я тебе из личного опыта докладываю…

— Сегодня в оперном дают «Аиду», я не могу её пропустить! — Вера Антоновна, гордо вздёрнув голову, бросила на Савушкина уничижительный взгляд.

Капитан вздохнул. И продолжил:

— Вера Антоновна, сегодня — двадцать третье декабря. У южных пригородов города идут бои. Вы бывали в Эрде? Или Бичке?

— Ну разумеется, бывала!

— Эти города сегодня заняты Красной армией. И вот-вот падёт — если уже не пал — Секешфехервар.

Госпожа Ясберени побледнела.

— Так близко? Не может быть!

— Может. Скажу больше — в ближайшие дни произойдёт окружение Будапешта с окрестностями. Мы были в Бичке, Жамбеке, Херцегхаломе, и видели, что там нет никаких укреплений, способных остановить наши танки. От Мартонвашара до Эстергома они пройдут за два-три дня. А с севера идут войска Второго Украинского фронта, сегодня они вышли на восточный берег Грона. Завтра-послезавтра они захватят Паркань и перережут последнюю железную дорогу между Веной и Будапештом.

— И…И что же мне делать?

Савушкин развёл руками.

— Бежать уже поздно. Но у вас хороший крепкий дом в тихом районе, изрядный запас продуктов, надёжное бомбоубежище; плюс в нём есть гарнизон, который сможет, в случае необходимости, вас защитить… Вам надо просто отсидеться. И уж во всяком случае — никаких опер…

— Ну уж нет! Я сто лет не слышала «Аиду»! К тому же мне нечего боятся, вы ведь отвезёте меня, и доставите обратно, верно? — И Вера Антоновна бросила на Савушкина озорной взгляд. Капитан поперхнулся, чашка чая едва не выпала из его рук. Ну вот что ты будешь делать, женщина в любом возрасте остаётся женщиной, то бишь существом своенравным и нелогичным… Капитан кивнул.

— Хорошо, отвезу и привезу обратно. Но нам нужен будет пропуск на машину — иначе через мост Сечени нам не проехать…

— Адъютант генерала Ослани мне его сейчас привезёт, я заранее этим вопросом озаботилась! — и победно глянула на капитана.

Савушкину осталось лишь молча развести руками.

Через час к воротам особняка генеральши подкатил кюбельваген, из которого вышел лощёный офицер, судя по нашивкам на рукаве — капитан, в щегольской, сшитой по фигуре, оливкового цвета шинели с двумя рядами золотых пуговиц и голубыми кавалерийскими петлицами; его высокие чёрные сапоги, надраенные до ослепительного блеска, явно никогда не знали окопной грязи. Савушкин, наблюдавший за улицей из кухонной кладовой, из которой был выход во двор, к дровяному сараю, в глубине которого притаилась дверь в их бункер — только покачал головой. Тут даже объяснять ничего не надо, сразу видно — генеральский адъютант, холуйское племя…