Александр Усовский - Кровавый Дунай

— Жужи нет, она уехала к себе, на Чепель. Я сама наберу тебе ванну!

— Хорошо. Обмундирование собери в мешок и сожги в печи, там вши кишмя кишат… Держи его от себя подальше.

— И сапоги?

— И сапоги. Хотя это уже не сапоги… Достань мой халат, не шёлковый, а тот, тёплый… И мою форму, ту, что я пошил в сороковом, она в моём шкафу, кажется… И пока я буду принимать ванну — приготовь что-нибудь поесть. У тебя есть продукты?

— Есть, сыночек, всё есть! Дедушка в конце ноября прислал целую машину солений, копчёностей, вина… ну ты его знаешь. Нам до весны хватит! И советские тоже привезли консервы… — Тут Вера Антоновна сбилась и замолчала.

Имре равнодушно бросил:

— Я помню, ты говорила про большевиков. Всё, я пошёл в ванную. Полчаса меня прошу не беспокоить…

Савушкин озадаченно почесал затылок. Хм, однако… Известие о том, что неведомые большевики всё ещё в его доме — нисколько не возмутило капитана Ясберени. Это тем более странно, что месяц назад он готов был мчаться в контрразведку и только что не лично разорвать их на части… Что твориться, однако… Ладно, это дела семейные — ему же пора скрыться в ночи, как и полагается дисциплинированному призраку…

Спустившись в подвал, Савушкин застал там мирно храпящего Костенко, Некрасова, любовно чистящего свою «свету», и Чепрагу с лейтенантом, внимательно прослушивающих эфир — причем радист крутил верньеры, а Котёночкин, одев наушники, «просеивал частоты», как он называл свой поиск радиопереговоров.

Капитан, подойдя к парочке радиолюбителей, спросил:

— Ну, что слыхать?

Радист тут же отключил питание, Котёночкин, сняв наушники, доложил:

— Севернее Будапешта наши вышли на реку Ипель и восточный берег Грона, юго-западнее — заняли Секешфехервар. Судя по всему, кольцо вокруг Будапешта — вопрос уже не дней, а часов…

— Это сводка. А что в полях слышно?

Лейтенант пожал плечами.

— Примерно в этом же ключе. Немцы пытаются контратаковать у Ипольсега, третья и шестая танковые дивизии, и дивизия «Сент-Ласло» — но безрезультатно. Их командиры докладывают наверх о полном крахе венгерской армии и больших потерях, мадьяры батальонами перебегают на нашу сторону или массово дезертируют… Да, наши знакомцы по Варшаве обозначились, бригада Дирлевангера.

— И где они?

— Командование группы армий попыталось этими мясниками закрыть брешь в межгорном дефиле севернее Дуная, на участке от Ноградверец до западной оконечности гор Бержень. Как только наши перешли в атаку — первый батальон бригады, набранный из заключённых-коммунистов, перебил офицеров и перешёл на нашу сторону. Остальные батальоны, из уголовников — просто разбежались по лесам, наши их сейчас там ловят. В общем, убийцы — не солдаты…

Савушкин кивнул.

— Давно известная истина. — Помолчав, промолвил: — Я бы их не ловил, я бы их прямо там, в лесу, живьём закапывал. За то, что они сделали с Варшавой… Жаль, нельзя. — Капитан вздохнул и продолжил: — Так, время сеанса. Две недели нас не беспокоили, из чего делаю вывод — отцы-командиры замышляют для нас что-то небывалое. Гитлера в плен взять, например…

— Так и возьмём. — Оторвавшись от чистки винтовки, флегматично бросил Некрасов.

— Жаль, в Разведупре не знают, что у них служит такой отчаянный ловец нацистских главарей — а то бы война уже полгода, как закончилась бы… Ладно, Андрей, запускай свою шарманку.

— Есть, товарищ капитан! — И Чепрага включил радиостанцию.

Ровно в шесть тридцать радист поднял руку и, внимательно вслушиваясь в эфир, начал записывать колонки цифр. Поначалу Савушкин смотрел на это спокойно, но когда шифровка потребовала второго листка из блокнота — почувствовал холодок в спине. Накаркал на свою голову, Нострадамус чёртов…

Закончив приём и отстучав квитанцию, Чепрага молча протянул листки со своими записями лейтенанту. Тот, покачав головой, открыл свой шифроблокнот и занялся расшифровкой сообщения Центра, время от времени что-то про себя бормоча. Впрочем, рука у лейтенанта была набита — расшифровка распоряжения Центра заняла у него всего пятнадцать минут. Но как только он собрался прочесть расшифрованный текст капитану — в дверь их убежища постучали. Савушкин от неожиданности вздрогнул, его рука рефлекторно потянулась к кобуре — но тотчас же опустилась: стучаться в эти двери мог только один человек, вряд ли способный причинить им хоть какой-то вред…

И точно — дверь приоткрылась и показалась Вера Антоновна, донельзя смущённая своим вторжением. Виновато улыбаясь, она произнесла:

— Лёша, я бы попросила вас и Володю подняться наверх, в гостиную. Если это вас не затруднит…

— Нисколько не затруднит. — Савушкин решил не спрашивать у хозяйки дома о цели сего действа. Надо подняться — значит, подымимся, а там разберемся…

Когда вместе с Котёночкиным в сопровождении милейшей Веры Антоновны они вошли в гостиную — то обнаружили там сына хозяйки, одетого в новенький, с иголочки, капитанский китель, брюки навыпуск и до блеска надраенные ботинки. Впрочем, безупречно пошитая и тщательно выглаженная форма резко контрастировала с его потемневшим обмороженным лицом, обожжёнными волосами и землисто-серыми кистями рук с чёрными обломанными ногтями, странно и неестественно выглядевшими на фоне кипенно-белых манжет. Увидев вошедших разведчиков, сын хозяйки встал, щёлкнул каблуками и произнёс сиплым простуженным голосом — стараясь, впрочем, говорить уверенно и чётко:

— Капитан Ясберени Имре, командир тридцать второго пехотного батальона пятой запасной пехотной дивизии венгерской армии.

Савушкин кивнул, и, в свою очередь, представился:

— Капитан Алексей Савушкин, командир разведгруппы второго отдела Разведывательного управления Генштаба Красной армии. — И молча кивнул своему заместителю. Тот не замедлил произнести:

— Лейтенант Владимир Котёночкин, заместитель командира разведгруппы второго отдела Разведывательного управления Генштаба РККА.

Сын хозяйки, указав на кресла вокруг журнального столика — промолвил:

— Что ж, рад знакомству. Прошу садиться. Думаю, пришло время нам поговорить…

— Мама, я бы попросил тебя остаться. — Венгерский капитан указал хозяйке дома на кресло, а затем добавил: — Это касается тебя в первую очередь… — Повернувшись к присевшим на диван разведчикам, спросил: — Когда в последний раз вы видели моего отца?

Савушкин осторожно, тщательно подбирая слова, ответил:

— Шестнадцатого октября, на партизанском аэродроме в Брезно. Вместе с генералом Зичи он сел в наш самолёт и вылетел в Москву. Как нам сообщили — добрался благополучно.