Александр Усовский - Парашюты над Вислой

Утро ещё только брезжило, на пустынных улочках Жолибожа ещё никого не было — но от греха подальше Савушкин решил идти через парк: рация в ранце за спиной у Строганова требовала повышенной осторожности. В предрассветной тишине можно было различить лязг вагонных буферов на железнодорожной станции на том берегу Вислы, звук прогреваемых авиационных моторов на аэродроме в Белянах… Внезапно Савушкин остановился.

— Хлопцы, чуете?

Некрасов с радистом замерли, вслушиваясь в звуки нарождающегося утра.

— Вроде пушки… — неуверенно пробормотал Строганов.

Савушкин кивнул.

— Пушки. Километрах в сорока, от силы.

Некрасов отрицательно покачал головой.

— Ветер южный. Пятьдесят, не меньше…

— Всё одно, звуки приятные. Наши… — вздохнув, промолвил Строганов. Савушкин кивнул:

— Фронт… Ладно, пошли, нас старик ксёндз ждёт.

Минут через десять они были у бокового притвора костёла. Их ждали — и не один пан Хлебовский. Компанию ему составили четверо — мужчина лет тридцати, двое пацанов допризывного возраста и… Савушкин даже не сразу определил, кто был четвертым, и, лишь внимательно всмотревшись в хрупкую, почти детскую фигурку — понял: девушка. Девку-то зачем было тащить? Ведь риск же! Вот черти…

— Пан капитан, доброе утро. Принесли?

— Принесли. Вы сейчас хотите выйти в эфир?

Ксёндз кивнул.

— Так. Надо успокоить наших, что мы живы и всё как надо.

Савушкин про себя хмыкнул. Если утрата рации и радиста — это «всё, как надо» — то тогда что в понятии поляков «чрезвычайное происшествие»? Извержение вулкана на Мокотуве?

— Пан Чеслав, небольшая вводная. В половину шестого — то есть через пятнадцать минут — нам надо дать последнюю радиограмму. Но перед этим мне надо у вас кое-что спросить. Это много времени не займёт…

Старик кивнул.

— Добре, пойдёмте в алтарь. Там нам никто не помешает…

Они вошли в костёл, поляки — отдельно, Некрасов со Строгановым — отдельно; обе группы с настороженностью смотрели друг на друга, не предпринимая попыток завязать разговор. Савушкин про себя улыбнулся — прям как кошки с собаками…

— Что вы хотели у меня спросить, пан капитан?

Савушкин огляделся вокруг. Алтарная комната ещё пахла штукатуркой — запахи свечей и ладана ещё не забили ароматы новостроя. Ну да, костёл же ещё не освящён…

— Пан Чеслав, вы что-нибудь слышали о Польском комитете национального освобождения в Хелме?

— В Москве.

— Хорошо, пусть будет в Москве. Слышали?

— Так. Ванда Василевская, архитектор Спыхальский, Завадский — он был коммунистом до войны, Осубка-Моравский — социалист… Инных не знаю, какие-то генералы, никогда генералами не бывшие, какие-то жиды… А, и ещё Берут — я слышал о нём до войны.

— Что вы думаете об этом комитете? И что о нём думают поляки?

Ксёндз пожал плечами.

— Поляки его не знают. Може, те, что на востоке… Здесь о нём мало кто слышал. Немцы реквизировали радио в сорок втором…

— А вы лично что о нём думаете?

Старый ксёндз глубоко задумался, помолчал, а затем ответил вполголоса:

— Этого надо было ожидать. В двадцатом году большевики тоже робили такое — польское большевистское правительство. Мархлевский, Радваньский, Бобинский… А керовал всем Дзержинский. Но тогда случилось чудо на Висле… Сейчас Сталин снова сделал это — понятно, вам нужна администрация на польских территориях. Та администрация, которая подчиняется Лондону — вам не нужна. Это разумно — но это марионетки. Кто уважает марионеток? Правда, если они раздадут землю — на востоке это актуально, там рольництво [141] Крестьянство (польск.) преобладает — то тогда его будут слушать и уважать. Землю… Полякам нужна земля. Тот, кто её даст — тот и будет править в Польше — и не важно, как эта власть будет называться…

— Спасибо, пан Чеслав. Мы сейчас передадим нашу радиограмму — и отдадим вам рацию. Насовсем! — и Савушкин улыбнулся.

Пять минут ушло на шифрование — капитан решил не усложнять текст и ограничился пятью предложениями: «Комитет никому не известен. Поляки о нём не слышали. Мы уходим на Лукув. Рацию оставляем в Варшаве. Слухи о восстании подтверждаются» — к чему переливать из пустого в порожнее? Дойдём до наших — подробно всё расскажем, не дойдём — ну, значит, не дойдём…

— Готово, товарищ капитан! — Строганов оторвал Савушкина от трудных дум.

— Готово — отправляй!

Поляки всё это время настороженно следили на Строгановым и его командиром — но как только передатчик был подключён к антенне, к нему шагнула девушка.

Савушкин шутливо загородил ей проход.

— Доконд пани йде? Неможно до радио!

Девица зыркнула на него яростным взглядом, и прошипела мало что не с ненавистью:

— Ręce precz! Muszę zobaczyć, jak twój radist działa na kluczu! [142] Уберите руки! Мне надо посмотреть, как ваш радист работает на ключе!

Тут же вмешался ксёндз — мягко промолвив:

— Пан капитан, Данута — радист, она будет працовать на тым радио…

Так вот зачем эти поляки притащили с собой девчонку! Ладно, пусть смотрит… Савушкин молча отошёл в сторону.

Строганов, настроив передатчик, в течении тридцати секунд выдал в эфир радиограмму — и, снисходительно улыбнувшись, со всей возможной элегантностью уступил своё место Дануте.

Девчушка уверенно села за передатчик, сняла берет — оказавшись коротко стриженой брюнеткой весьма, как решил Савушкин, миловидной внешности — одела наушники и, обратясь к старшему из поляков, бросила:

— Jestem gotowa! Daj mi tekst radiogramu! [143] Я готова! Давай текст радиограммы!

Поляк достал из планшета, висевшего у него на боку под бушлатом, лист бумаги и положил его перед девчушкой. Та, отстучав свои позывные — принялась работать ключом, и чем дольше она стучала — тем больше вытягивалось лицо Строганова. Наконец, он, наклонившись к Савушкину, прошептал:

— Товарищ капитан, она прямым текстом передаёт?

Таким же шёпотом Савушкин спросил:

— А ты что, по-польски понимаешь?

— Она буквы передаёт! Слова! Я азбуку Морзе с третьего класса знаю!

— Нас это не касается. Слова так слова. Им видней…

Строганов на несколько секунд успокоился, а затем вновь тревожно зашептал в ухо Савушкину:

— Три минуты уже передаёт! Они там что, друг другу «Войну и мир» шлют?

— «Крестоносцев»! — пошутил Савушкин. Хотя он понимал, что шутки тут неважные — передача шла уже пятую минуту. Немудрено, что у них радистов берут на горячем — с такими-то радиограммами…

И только Савушкин успел это подумать — как в дверь левого придела загрохотали приклады и властный голос произнёс:

— Ich bestelle sofort zu öffnen! Das ist Gestapo! [144] Я приказываю немедленно открыть! Это гестапо!