Александр Усовский - Парашюты над Вислой

— Пани Данута, чи можешь мне бандажовачь? — Рана жутко мозжила, но это не важно, надо остановить кровь — может, эта радистка сможет его перевязать?

Пани Данута молча достала из своей сумки перевязочный пакет — английский, смотри-ка, подумал Савушкин, ножницы — и взяла капитана за мокрый от крови рукав.

— Женя, наложи Некрасову давящую повязку, и быстро — наш бенефис вся округа слышала, сейчас здесь будут немцы. Твою мать! — боль в плече молнией пронзила тело, чёрт возьми, девчина, кто тебя так учил делать перевязки!

— Daj spokój, panie kapitanie! — Данута хладнокровно пропустила вскрик пациента и, до конца разрезав рукав до самой шеи — принялась бинтовать рану на плече. Похоже, осколок вошел неглубоко, даже вроде нащупываются его края, кости не задеты… Ладно, потерпим.

Из кустов вышел, тревожно оглядываясь, ксёндз Хлебовский.

— Пан капитан, быстрее!

— Всё, сейчас заканчиваем и бежим. Пан Чеслав, скажите Адаму и его бойцам, чтобы уходили самостоятельно.

— А Данута?

— Данута — с нами и рацией.

Ксёндз кивнул и, обращаясь к маленькой радистке, сказал:

— Danus, pójdziesz z nami. — а затем крикнул троим полякам, подошедшим к дверям костёла: — Pan Adam, idź z chłopakami do Tchórza!

Девчонка, закончив перевязку и крепко завязав концы бинта — коротко бросила:

— Dobrze. Gotowa.

Строганов и пан Чеслав, подхватив Некрасова с двух сторон под руки, быстро поволокли его в парк. Савушкин, учтивым жестом пропустив вперёд Дануту, составил арьергард — ежесекундно оборачиваясь назад. Странно, прошло уже минут пять с начала боя — а подкрепление к немцам так и не прибыло… Адам со своими бойцами, беспрепятственно собрав оружие, скрылись за зданием церкви. Хм-м-м, немцы перестали мышей ловить? Ладно, доберемся до дома панов Шульманов — опросим нашего ксендза…

— По вам стреляли? — был первый вопрос Котёночкина, ожидавшего их у дверей.

Савушкин хмыкнул.

— А то ты не бачишь… Давай горячую воду, полотенца — будем Некрасова перевязывать.

— А вы, товарищ капитан?

— А меня вон, — Савушкин кивнул на Дануту, — эта девочка уже перебинтовала.

Они вошли в дом, заперли дверь — и лишь сейчас Савушкин позволил себе почувствовать свою рану. Твою ж мать, больно-то как!

Костенко со Строгановым перетащили снайпера на хозяйский кожаный диван, сняли поясной ремень, которым радист перетянул ногу Некрасова — тут же у дивана образовалась лужица крови, к счастью, небольшая, на стакан от силы — после чего Костенко принялся обрабатывать рану йодом, радист же помчался на кухню, греть воду.

Савушкин, глядя на бедро Некрасова, тяжело вздохнул. Ранение слепое, осколок, по ходу, вошёл глубоко — надо оперировать. Иначе сепсис и гангрена. И, что хуже того — в этом состоянии Некрасов нетранспортабелен. Нужен врач…

— Пан Чеслав, нужен хирург. Инструменты, антисептики, бинты. Срочно.

Ксёндз кивнул.

— Тераз пойду по доктора. Есть тут недалеко, на бульваре Войска Польского. Пан Арциховский, хирург. Але…

Савушкин насторожился. Что «но»?

— Коллаборационист?

— Не, не так. Его сын… Мечислав, тоже доктор, подпоручик запаса — загинул в Катыни.

— И этот Арциховский считает, что в смерти его сына виноваты русские, так?

Ксёндз виновато пожал плечами.

— Многие так думают… У Дануси ойцец тоже в Катыни. Ротмистр Лапчиньский…

Понятно, почему эта девочка с такой ненавистью на них смотрела в момент знакомства… Савушкин вздохнул.

— Переубеждать того хирурга у меня нет ни времени, ни желания. Просто спросите у него, готов ли он нам помочь, он же врач, клятву Гиппократа давал.

— Хорошо, я сейчас схожу. Пану Некрасову нужна срочная помощь, я вижу…

Внимательно прислушивавшаяся к их разговору Данута решительно бросила:

— Idę z tobą, święty ojcze! [145] Я иду с вами, святой отец!

Ксёндз вздохнул, молча кивнул и направился к двери — девушка упорхнула вслед за ним. Интересно, ей-то хирург зачем? — подумал Савушкин. Ну да ладно, она сейчас тут не нужна, рации её обучать пока некому, Строганов воду кипятит…

Так, переезд откладывается. Как минимум — на неделю. Продукты тоже заканчиваются, и пополнить запасы легально вряд ли получится — только если явится к месту службы. Что маловероятно. Следовательно — придётся прибегнуть к услугам рынка. Благо, деньги — и злотые, и марки, и фунты — у них есть. Ладно, как-то решим. Пока — Некрасов. Скверное у него ранение…

Пока обрабатывали рану снайпера, потом — Савушкина (Костенко приказным тоном велел снять повязку, наложенную Данутой — «мало ли что там эта полька навязала, надо проверить!» — и самолично наложил свежую) — прошёл час. Савушкин уже начал волноваться — но тут снаружи у крыльца глухо звякнули ключи, скрипнула дверь — и на пороге показался ксёндз, Данута и довольно пожилой грузный дядька в светлом старомодном летнем сюртуке, какие носили в двадцатые годы, с пузатым саквояжем в руках — судя по всему, хирург Арциховский. Ну, раз пришёл — значит, наступил на горло собственному горю и согласился помогать. Как там? «В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного»… Что ж, да будет так!

— Пан Арциховский? — Осведомился Савушкин.

— Так. Вы можете говорить по-русски. Вы ранены?

Савушкин махнул рукой.

— Со мной — позже. Сначала — слепое ранение бедра. Больной вас ждёт…

Они прошли в зал, хирург, подойдя к дивану, на котором тихо постанывал Некрасов — обернулся к остальным присутствующим и скомандовал:

— Лишние — вон. Дануся — ассистировать. Горячую воду, стакан водки, живо!

Савушкин, Котёночкин, Костенко, Строганов и ксёндз молча вышли, не смея перечить врачу. Радист шмыгнул на кухню, где на плите уже бурлило ведро с кипятком, Костенко, выйдя в прихожую, чуток пошерудил по коробкам — и торжественно вернулся с бутылкой шнапса. Отдав её хирургу — тотчас же покинул место будущей операции.

Пан Хлебовский, взяв Савушкина под локоть, проговорил вполголоса:

— Пан капитан, у меня к вам есть один вопрос. Надо бы поговорить — пока пан Кароль будет оперировать пана Виктора…

— Хорошо, пройдёмте в кабинет.

— Пан капитан, вы отослали Адама и его хлопцев. Вы не хотели, чтобы они знали, где вы живёте?

Савушкин кивнул.

— Да, именно так.

— Вы их в чём-то подозреваете?

Вот въедливый старик… Савушкин снова кивнул.

— И даже более того. Я точно знаю, что кто-то из них — информатор гестапо.

— Пан капитан!

— Информатор. Может быть, не гестапо, может быть, полиции или СД — не важно.

— Пан капитан! — ксёндз от возмущения больше ничего не мог сказать, его просто разрывало от негодования.

— Уже год капитан. Пора, кстати, и майором стать… — С лёгкой иронией проговорил Савушкин.