Александр Усовский - Парашюты над Вислой

— Товарищ капитан, готово! — радист держал в руках листок с расшифрованной радиограммой.

— Давай!

Так. «В районе Магнушева-Студзянки идут тяжёлые бои за плацдарм. Группе выяснить, какие силы немцев перебрасываются к Магнушеву. Немедленно доложить. Баранов». Ну вот, теперь всё ясно…

— Женя, подымай хлопцев. Выходим.

Сторожко, хоронясь по кустам, группа подошла к железной дороге, пересекла её и, пробравшись по огородам к шоссе — залегла под откосом, дожидаясь удобного случая, чтобы незаметно его пересечь. Случай представился минут через десять — движение стихло и справа, и слева; одним броском Савушкин и его люди пересекли шоссе и по пологому скату взобралась на пригорок, на котором утром окапывались пулемётные и миномётные расчеты власовцев. Сейчас наскоро вырытые огневые позиции опустели — и разведчики, расположившись в одном из миномётных капониров, затаились — пока командир ориентировался по карте, куда им идти дальше.

Станция Варшава-Охота, судя по карте, была недалеко, в полутора километрах — но Савушкина не покидала какая-то смутная тревога. Может быть, где-нибудь затаиться и подождать до утра? Он помнил такой же мандраж, когда они отходили к реке Волма в Белоруссии — тогда, помнится, предчувствия его не обманули, они напоролись на немецких сапёров, минирововших мост; что их ждёт теперь?

— Ну что, товарищ капитан, тронулись? Тут вроде недалеко… — вполголоса произнёс Котёночкин.

Савушкин вздохнул.

— Как-то скверно на душе. Чувствую какую-то пакость, какая нас ждёт за углом…

— Тем более надо идти. Она же ждёт! — пошутил лейтенант. И уже серьезно добавил: — Рацию мы упаковали в польский армейский мешок, туда же накидали документов, пару пистолетов, ремень с орлом на бляхе, конфедератку… А у нас с документами полный ажур!

— Не совсем. Мы на неделю… даже больше, чем на неделю — просрочили явку в часть. Это обвинением в дезертирстве попахивает… — Савушкин вздохнул, поднялся и бросил своим: — Аллес, ком!

И лишь только они вышли из лесопосадки у шоссе к какой-то улице — как внезапно зажглись фары какого-то автомобиля, осветив группу, и раздался резкий окрик:

— Halt!

— Nicht schießen! Wir sind deutsche Soldaten! [167] Не стреляйте! Мы немецкие солдаты! — Прокричал в ответ Савушкин.

Из темноты в свет фар шагнуло несколько фигур, осторожно, держа винтовки наизготовку, двинувшихся к разведчикам.

Когда приближающихся немцев Савушкину удалось разглядеть более детально — он вздохнул с облегчением: это были не жандармы, на груди у подошедших солдат не было металлических горжеток, составляющих часть формы фельджандармерии. Так, головной дозор какого-нибудь немецкого полка. Хоть тут пронесло, слава Богу…

Один из подошедших, судя по погонам — обер-фельдфебель — протянул Савушкину руку и властно бросил:

— Ihre papiere, dokumente, wehrpaß, soldbuch, bitte!

Понятно, это их расположение, они и банкуют. Ладно. Капитан протянул ему свой зольдбух и предписание из штаба Люфтваффе. Обер-фельдфебель внимательно вчитался в бумагу из управления личного состава, повернул её так, чтобы на неё падал свет фар — и отчего-то рассмеявшись, что-то проговорил своим товарищам. Те тоже дружно засмеялись — чем немало озадачили Савушкина. С ошибками, что ли, написано? А этот обер — бывший учитель немецкого? Или в чём там дело?

— Was ist los, Unteroffizier? Warum bist du so glücklich? [168] В чём дело, унтер-офицер? Чему вы так обрадовались? — Голос Савушкина прозвучал достаточно жёстко, чтобы смех тут же стих. Фельдфебель, щёлкнув каблуками и приняв стойку «смирно», доложил:

— Sie haben eine Richtung in der division von «Hermann Göring», Herr Hauptmann… [169] У вас направление в дивизию "Герман Геринг", герр гауптман…

— Genau so. Wir fahren zum Bahnhof Warschau-Okhota. Was ist hier so lustig? [170] Именно так. Мы направляемся на станцию Варшава-Охота. Что здесь смешного?

— Wir sind also das Versorgungsregiment der Division "Hermann Göring", Herr Hauptmann! [171] Так мы и есть полк снабжения дивизии "Герман Геринг", герр гауптман! — И обер-фельдфебель помимо воли вновь улыбнулся.

Да, обхохочешься… Все планы летят в тартарары. Савушкин предполагал добраться до Охоты, там подать бумаги по команде, дня три-четыре прождать назначения, зачислившись на довольствие, а потом всё же «дезертировать» — для начала удовлетворив любопытство Центра. А сейчас? А сейчас их поволокут к заместителю по строевой — или как в Люфтваффе эта должность называется, по личному составу? — впишут в синодики, поставят на довольствие — и ту-ту! Но что здесь делает дивизия «Герман Геринг»? Две недели назад её спешно перебрасывали за Вислу, а неделю назад она активно дралась с передовыми бригадами второй гвардейской танковой между Колбелем и Минском Мазовецким. Что она в Варшаве-то делает?

— Was machst du hier? [172] А что вы здесь делаете?

Тут среди коллег фельдфебеля возникло какое-то движение, они потеснились — и в кругу света появилась новая фигура, судя по витым погонам — не меньше, чем майор. Ого! Савушкин щёлкнул каблуками и, вскинув руку, представился:

— Hauptmann Weidling, die vierte Felddivisionen der Luftwaffe! — А затем тем же тоном доложил: — Zusammen mit einer Gruppe meiner Soldaten wurde er in die Panzerdivision "Hermann Göring" geschickt, herr major! [173] Вместе с группой моих солдат направлен для прохождения службы в танковую дивизию "Герман Геринг", герр майор!

Фельдфебель протянул майору документы Савушкина. Тот бегло их просмотрел, и тоном, не сулящим ничего хорошего, спросил:

— Heute ist der sechste August. Die Laufzeit Ihres Dokuments ist der 25. Juli. Was ist los? [174] Сегодня шестое августа. Срок вашего документа — двадцать пятое июля. В чём дело?

— Bestanden in der SS-Division «Viking». Dies kann vom Neffen des Reichsmarschall bestätigt werden, er hat Mich gesehen! [175] Проходили проверку в дивизии СС «Викинг». Это может подтвердить племянник рейсмаршала, он меня видел! — Савушкин решил зайти с козырей, раз уж такая незадача. Но упоминание племянника Геринга вызвало поразительную реакцию у его оппонентов — те внезапно замолчали, и над перекрестом пвисла тяжёлая тишина. У Савушкина по спине пробежали холодные мурашки — но внезапно майор, вздохнув и протянув капитану документы, печально улыбнулся и промолвил уже совсем другим голосом:

— Oberleutnant Heinz Göring starb am 29. Juli in einer Schlacht bei Sennitsa… [176] Обер-лейтенант Гейнц Геринг погиб двадцать девятого июля в бою у Сенницы…

О как… Погиб, стало быть, племяш «Толстого Германа»… Весёлый был, улыбчивый, помниться, парнишка… Спас их тогда, на въезде в Варшаву… Ну что ж, пусть земля ему будет пухом… Эк их всех расколбасило! А обер-лейтенант-то, похоже, был любимчиком в дивизии, эвон, как зольдатики опечалились… Немудрено, племянник рейхсмаршала — а пошёл в бой простым командиром самоходки или танка, за дядины эполеты, или что у него там, не прятался… И принял простую и честную солдатскую смерть.