Александр Усовский - Парашюты над Вислой

Но уже следующий день Савушкин осознал всю выигрышность их положения: довольно быстро наведя мосты с коллегами из других частей, спешно перебрасываемых к магнушевскому плацдарму, он к вечеру знал состав и группы «Неккер», и всех прочих частей танковой дивизии «Герман Геринг», сосредотачиваемой у Воли-Горынской, и то, что в первой линии перед танкистами Люфтваффе разворачивается сорок пятая пехотная дивизия — понятно, второго состава. Первый состав был известен в вермахте тем, что штурмовал Брест-Литовскую цитадель, а до того — вошёл в трусливо сдавшийся Париж… В общем, к вечеру было уже что доложить Баранову!

Всю следующую неделю Савушкин и его группа провели в Сельманувке — принимая и отправляя продукты для второго гренадёрского полка дивизии «Герман Геринг» и частей, ему подчинённых; на третий день Некрасов, отвозивший продовольствие на левый фланг группы, привёз документы экипажа сгоревшего танка — из которых Савушкин выяснил, что левее «Германа Геринга» сбросить русских в Вислу пытается также девятнадцатая танковая дивизия — впрочем, так же безуспешно. Бои все дни и ночи напролёт шли адские, канонада грохотала, не останавливаясь ни на минуту, хутора и перелески по нескольку раз переходили из рук в руки, потери с обеих сторон были неимоверными — но к исходу дня четырнадцатого августа, несмотря на все усилия немцев, фронт советских и польских частей так и не был прорван. Более того, лейтенант Котёночкин, доставляя пайки под Студзянки, в шестой раз взятые танкистами люфтваффе, выяснил, что четыре гренадерские роты их подопечного полка вместе с десятком танков без горючего в баках оказались окружены в фольварке — и все попытки вызволить их успехом не увенчались. Савушкин в глубине души был рад, что у немцев ни черта не получается — но вынужден был эту радость прятать глубоко внутри: в расположение роты снабжения каждый день прибывали посыльные из частей, и с каждым днём настроение у этих посыльных было всё хуже…

Утром пятнадцатого августа Савушкин, собрав своих разведчиков в овине, решил подвести итог их службе в роте снабжения. Тем более, удалось собрать всех вместе — редкая удача в последние дни: то один, то другой его боец вынужден был отлучаться для сопровождения грузов.

Позавтракав, разведчики расселись по чурбакам, исполнявшим роль табуреток; на всякий случай Савушкин выставил у дверей Некрасова, строго-настрого велев ему предупреждать о появлении посторонних кашлем. Мало ли что…

— Так, хлопцы, ситуация следующая. Приказ Баранова мы выполнили, группировка немцев вокруг плацдарма в Центре известна. Сегодня вечером мы получим приказ на дальнейшие действия — но думаю, что велят нам уходить к своим: мы свою работу здесь сделали. Посему никто никуда из расположения не отлучается, никто груз не сопровождает. В крайнем случае, я пошлю грузчиков.

— Поляков? — спросил Котёночкин.

— Их. Или наших пленных. Костенко, ты с ними ближе всех контактируешь, что за люди?

Старишна пожал плечами.

— Та бис их знае, товарищ капитан… Трое попали в плен под Ржевом, два года назад. Це гнилые, хотят войну пересидеть, стараются вовсю. Один — десантник из-под Канева, попал в плен в прошлом году, когда наши пытались за Днепром десант высадить, да погубили всех… Он дуже на начальство своё злы, но вроде человек наш. Ну и двое тыловых обозников, взяты немцами месяц назад, случайно. Их можно с собой взять, хлопцы боевые, хочь и тыловики.

Савушкин кивнул.

— Добре. Тогда готовимся к выходу, чтоб к вечеру все были, как штыки! Хватит, послужили фатерлянду, пора и честь знать…Всё, все свободны, Женя — останься.

Как только разведчки покинули овин — Савушкин продиктовал радисту текст вечерней радиограммы, в которой просил разрешения перейти на нашу сторону на участке советских частей — потому что у поляков была своя контрразведка, с которой Савушкин вполне резонно не хотел связываться. После чего он велел Строганову привести одного из тех двух тыловиков, о которых говорил Костенко — решив прощупать настроение последнего на предмет бегства из плена.

Вскоре в овин вошёл один из пленных.

— Эндшульдигунг, герр гауптман?

Савушкин кивнул.

— Входи. Можно по-русски, я понимаю русский язык. — Капитан чуть прибавил акцента, чтобы совсем уж не раскрываться — пущай этот обозник думает, что он из белоэмигрантов… Как только пленный вытянулся перед ним — Савушкин у него спросил: — Какой полк, какая дивизия, должность, звание, как попал в плен?

— Сто первый гвардейский стрелковый полк тридцать пятой гвардейской стрелковой дивизии.

Савушкин укоризненно перебил пленного:

— Как же так, зольдат? Гвардия! И в плену? Ти знаешь, что сказала стара гвардия Наполеона при Ватерлоо? «Merd! Гвардия умирает, но на сдаётся!» Фу, зольдат! Ти не гвардеец, ти дерьмо! — И требовательно добавил: — Дальше! Имя, звание, должность!

— Младщий сержант Онищенко, старший санитар ветеринарного взвода.

— Как сдался?

Онищенко насупился.

— Я не сдался, герр гауптман, и оружия я не бросал… Просто не повезло.

— Это уже не имеет значения. Ти в плену, и для Советов ти предатель. И должен очень стараться на благо непобедимой Германии — чтобы вижить…

Онищенко хмыкнул. Это не осталось незамеченным Савушкиным.

— Ти что-то имеешь возразить?

— Никак нет, герр гауптман! Только мы в Польше. И до Берлина отсюда — пятьсот вёрст… А до Москвы — две тыщи…

Савушкин встал.

— А ти хитрый зольдат! Ти думаешь, что Германия проиграет эту войну?

— Мы в Польше, и до Берлина отсюда — полтыщи вёрст. Меньше, чем от Сталинграда до Курска…

Савушкин покачал головой.

— Тем не менее. Это ти попал в плен, а не я. И это я решаю, жить тебе или нет — а не ти. Как попал в плен?

Онищенко пожал плечами.

— Обыкновенно. Нас старший ветеринарный врач полка послал за лошадьми. Когда Буг форсировали, немцы переправу обстреляли, обозных десяток ранили, а вот коней… потери конского состава дюже великие были. А сами знаете, без конской тяги полк — как без ног. По штату коней у нас — триста пятьдесят, а к Люблину осталось едва полторы сотни. А тут наши разведчки донесли — на лугу у реки пасется стадо лошадей, голов в тридцать. По виду — бесхозные, некоторые в упряжи. Наш Савушкин и подумал…

— КТО!?!?! — не в силах сдержать себя, изумлённо воскликнул капитан.

— Наш ветеринар. Старший ветеринарный врач полка, старший лейтенант Савушкин.

— Тимофей Александрович?

Пришла очередь изумлятся сержанту Онищенко.

— Да… А откуда?… — пленный не знал, что сказать.

Савушкин махнул рукой.

— Не важно. Дальше?

— Ну, наш ветеринар и послал нас этих коней уладковать… Прибрать, в смысле. Оприходовать.