Александр Усовский - Парашюты над Вислой

— То есть похитить. Так?

Сержант развёл руками.

— Ну так бесхозные ж… Ваши, немецкие — мы по упряжи определили. Тракенской породы лошадки, сытые, гладкие — не нашим монголкам чета. И повозки разбитые рядом стояли, и, извиняюсь, убитые — ваши…

— И дальше?

— Чтоб ловчей коней треножить, мы карабины поснимали — а тут, откуда ни возьмись, ваши. Нас трое, ваших шестеро, наши карабины в пирамиде стоят, ваши — с автоматами наизготовку… Кому ж охота так зазря помирать? Ну и…

— Подняли руки. — Констатировал Савушкин.

— Подняли. Ну нас они и погнали к себе в тыл. Один наш, рядовой Синцов, сбёг на ночёвке, ну а нам не случилось… Определили нас сюда, в роту снабжения, грузчиками. Давешний командир роты, гауптман Карстен, велел нас кормить наравне с немцами, и обращался вежливо… Только погиб под Пилявой. А нас сюда, за Вислу, перебросили. Вот и работаем на немцев… На вас, в смысле. — спохватившись, поправился Онищенко.

— Я не немец. Я русский, попал в Германию в девятнадцатом году, в возрасте двух лет. Я гражданин Германии и офицер вермахта — но русский.

— Прошу прощения… а откуда вам наш ветеринар полковой известен?

— Это тебя не касается. Ваши все готовы стараться на благо Германии?

— Все, как один, герр гауптман! Кому ж охота в лагерь на баланду?…

Помолчав с полминуты, Савушкин вполголоса спросил:

— А… к своим? Твоя дивизия в семи верстах отсюда, в Студзянках. Это я точно знаю.

В глазах пленного блеснул огонёк… но тут же он опустил взгляд книзу.

— Никак нет, герр гауптман, к своим не тянет — расстреляют.

Савушкин усмехнулся.

— Не надо мне повторять нашу же пропаганду. И ти, и я — мы оба знаем, что это не есть правда. — Помолчав, продолжил: — Я могу помочь тебе и твоему товарищу вернутся в ваш полк. Слово офицера. Если ви согласны — я через час отвезу вас к русским позициям.

Сержант внимательно посмотрел в глаза Савушкину, кивнул и промолвил:

— Согласны. Вези. — Помолчав, добавил с хитринкой во взгляде: — Только что-то сдаётся мне — не белоэмигрант ты, хлопец…

— Не важно. Собирайтесь! Я сейчас дам команду — вам выдадут оружие, патроны и продовольствие. Больше никто из ваших не хочет к своим?

Онищенко пожал плечами.

— Десантник, старшина Батищев, вроде как готов, но он не с нашего полка… А те трое — точно нет.

— Хорошо. Через десять минут у того «блитца», что дверь фанерой заделана.

— Есть, герр гауптман!

Савушкин вышел во двор, подозвал Костенко, возившегося с полевой кухней, и приказал:

— Принеси два пистолета, из тех, что мы на Воле взяли, с полной амуницией — кобуры, ремни, запасные магазины. И патронов к ним сотню. Четыре «железных» рациона. И волоки всё к фанерному «блитцу».

— Есть, товарищ капитан! А можно спросить, зачем?

— Нет.

Костенко кивнул и мгновенно исчез в глубине цейхгауза.

Савушкин зашёл в бюро, где Котёночкин пыхтел над составлением ведомости по расходу продуктов за истекшую неделю.

— Володя, не напрягайся вхолостую. Нам эту ведомость уже не сдавать.

— Дезертируем? — с надеждой спросил лейтенант.

— Вроде того. Ты сегодня утром был под Студзянками, как там обстановка?

Котёночкин пожал плечами.

— Сплошного фронта нет. Немцы в седьмой раз выбиты из фольварка. Окопались на юго-западной окраине. Стреляют с обеих сторон, но так, без азарта… Устали. Выдохлись. И наши, и немцы. Неделю уже пыль стобом и дым коромыслом…

— Где там можно пройти к нашим позициям? На карте покажешь?

Лейтенант кивнул.

— Щас. — И, развернув двухвёрстку, уверенно ткнул карандашом.

— Тут. Лес до самого Базинува, а там уже наши.

— На машине доеду?

Лейтенант с сомнением покачал головой.

— Хрен его знает, товарищ капитан… Пешком по лесу лучше пройти. Так оно надёжней… Метров восемьсот, от силы километр. Там бурелом такой, что часа два уйдёт.

— Хорошо. Я сейчас отьеду на пару часов, а вы пока готовьтесь.

— К дезертирству? — улыбнувшись, спросил Котёночкин.

— К нему. Всё, давай, я поехал.

У «Опель Блитца» с фанерной дверью его уже ждали двое пленных и сержант Костенко. Старшина спросил:

— Пистолеты и остальное — этим?

Савушкин кивнул.

— Тоди я з вами, товарищ капитан!

— Чего ради?

Старшина глянул на Савушкина исподлобья.

— На всякий случай.

— Ладно. Раздай амуницию.

Костенко достал из вещмешка пистолеты, кобуры, ремни, магазины, патронные сумки — и протянул всё это хозяйство Онищенко и его напарнику.

— Эти хоть немцам не сдайте, вояки… В вещмешке — жратва, на тот случай, если будете блукать по лесам.

Пленные изумлённо глянули на вдруг свободно заговорившего по-русски обер-фельдфебеля, доселе ни в чём таком ни разу не замеченного — но промолчали и живо начали навьючиваться амуницией. Савушкин подождал, пока они закончат, и произнёс:

— Сейчас едем до леса у Студзянок. Там мы вас выгрузим и покажем, куда идти. Дальше уже сами…

— Ясно, товарищ гауптман! — ответил Онищенко, его товарищ молча кивнул.

Они выехали на северо-восток. Навстречу их «блитцу» тянулись крестьянские повозки с ранеными, изредка, разбрызгивая грязь, переваливась на ямах, проезжали расхлябанные грузовики и артиллерийские тягачи, волокущие разбитую технику в ремонт. Да, вермахт уже не тот, подумал Савушкин. Разбитая армия — как престарелая проститутка, вышедшая на панель, вызывает жалость пополам с омерзением… Ладно, нас этот распад не касается.

Наконец, их «блитц» добрался до леса юго-восточнее Студзянок. С опушки уже явственно слышна была ружейно-пулемётная перестрелка, изредка перемежаемая уханьем батальонных миномётов.

Вчетвером они покинули грузовик. Сержант Костенко остался у водительской двери — как бы невзначай положив руку на кобуру. Савушкин про себя усмехнулся и, обратившись к пленным, кивнул на северо-восток.

— Там, примерно в километре — позиции русских. Или поляков — они теперь союзники. Ну да вы это знаете. В ваших интересах сдаться русским — их вы опознаете легко, они — в пилотках. Поляки — в конфедератках, так что не ошибётесь. — И, взяв за рукав сержанта Онищенко и отведя его чуть в сторону, капитан добавил вполголоса: — Тимофею Савушкину передай привет.

— От кого? — изумился Онищенко.

— От брата. — После чего Савушкин, не оглядываясь, двинулся к своему «опелю» — и через минуту они покинули опушку.

Когда «блитц» отъехал от леса километра на полтора — Костенко, не выдержав, спросил:

— А може и нам так? Тихэнько-тихэнько по лиси и до наших?

— Може, так и будэ. Что нам Женя скажет — так и сделаем.

Но в расположении их ждал сюрприз. Радист молча протянул Савушкину бланк радиограммы — на котором каллиграфическим почерком Строганова было написано: «Возвращайтесь в Варшаву. Двадцать пятого августа в полночь по мск к вам прибудет связной. Обеспечьте его встречу с командованием восстания на Жолибоже. Место встречи — вход в Сокольницкий форт. Пароль — Ялта пять-пять-пять, ответ — Баргузин. Баранов».