Анна Субботина - Лук для дочери маркграфа

Будь она здорова — уже вертела бы всем замком во главе с Оллардом, невольно подумал Такко. Впрочем, пока её железная воля и упорство были смягчены манерами и слабостью, ими можно было восхищаться безнаказанно.

— Ты тоже не высовывайся, — бросил Оллард Такко. — Берт справится сам. Выбери книгу поинтереснее и устрой себе выходной.

Тот молча кивнул. В отличие от Агнет, он был только рад, что не придётся принимать лошадей и лишний раз видеться с судьёй.

Из окна спальни было хорошо видно, как в ворота въехала карета, и из неё вышли четверо: судья, которого Такко помнил по делу со статуэткой, бургомистр и их жёны. Кучер и Берт остались распрягать лошадей, а гости, обменявшись учтивыми поклонами с Катериной, направились к замку.

Такко досчитал до сотни и вышел в коридор. День выдался ясный, и его тянуло на смотровую площадку — всё лучше, чем скучать в спальне. Однако посетители задержались внизу и только поднимались по запасной лестнице — их тяжёлое дыхание и голоса, отражённые от каменных стен, были хорошо слышны. Такко остановился у башенной лестницы, не желая, чтобы звук его шагов разносился по всему замку. Разговор Катерины и гостей сливался в сплошной гомон, но отдельные фразы были хорошо различимы — изгибы коридоров и сводов выносили их в башню, как море выносит на берег обломки кораблей.

— Так кто будет говорить? — раздражённо спрашивала нянька.

— Я, почтенная, я! — Такко не сразу узнал голос судьи: тот здорово запыхался после подъёма. — Маркграф Виллард любезно прислал мне выписки из нового уложения, на которые он советует обратить особое внимание. При наличии свидетельских показаний…

— За ними дело не станет, — заверили его женщины. — Давно пора прекратить это беззаконие!

Кто-то шикнул, и голоса стихли. Судя по звуку шагов, процессия направилась к кабинету. Стук, звук захлопнувшейся двери — и в коридоре воцарилась тишина.

Такко успел подняться на половину пролёта, прежде чем сообразил, что внеурочный визит оборачивался очередной тайной. Ведь у горожан не могло быть причин обращаться к владельцу другого маркграфства. Если бы они были не согласны с каким-то решением Олларда, то жаловались бы напрямую императору — если предположить, что их жалобы при дворе вообще будут рассматривать. Что-то здесь было не то… И Катерина явно была в курсе дела. А имя маркграфа Вилларда звучало в замке не так давно, только никак не удавалось вспомнить, при каких обстоятельствах.

Такко перебрал в голове причины, по которым подслушивать под дверью кабинета было плохой идеей. Насчитал пять — и уверенно направился в восточное крыло, где замочная скважина так заманчиво светилась в полумраке коридора.

— Господин маркграф, — говорил бургомистр. — Здоровье госпожи Малвайн внушает самые серьёзные опасения жителям Эсхена. Она столько лет олицетворяла добродетель и мудрость, была примером для наших жён и дочерей! Многим кажется неоправданно жестоким, что ныне она обречена на одиночество.

— Не сочтите за дерзость, — подхватил судья, — но моя жена давно мечтает навестить вашу супругу. Ведь они были так дружны в прошлом! Она советовалась с лекарями и уверена, что их встреча пойдёт только на пользу…

— Госпожа Малвайн не расположена видеть кого бы то ни было, — голос Олларда был подчёркнуто ровным. — Если вы прибыли только для этого, зря потратили время.

— И всё же подумайте, — в тоне бургомистра звучала кошачья вкрадчивость. — Мы лишь хотим избежать слухов вокруг вашей семьи. Госпожа Малвайн молода и красива, и то, что она седьмой год чурается общества и отказывается от помощи лекарей, вызывает вопросы. Мы лишь хотим убедиться, что эти меры продиктованы необходимостью…

— Что же такого случилось, что вы обеспокоились её судьбой впервые за шесть лет?.. — Такко не видел маркграфа, но был уверен, что тот двигает пузырьки с цветными чернилами, чтобы стояли ровно, будто намекая, что у него есть дела поважнее, чем этот разговор. — Вам что, пришла жалоба на жестокое обращение? Подкреплённая свидетельскими показаниями и всем прочим?

— От господина маркграфа ничего не скроешь, — кисло протянул судья. — В столице и вправду обеспокоены участью ваших жены и дочери и велели разобраться в деле.

— Ох уж эти новые веяния, — насмешливо отозвался Оллард. — Император пытается показать, что заботится о слабых, и при дворе нынче любят показательные процессы над жестокими мужьями. Даже внесли соответствующие поправки к законам. Но кто же ваш свидетель? Кто видел своими глазами, что моя жена не получает уход, положенный по её болезни, и подвергается жестокому обращению?

— Кто бы он ни был, он ведом одним лишь милосердием, — произнёс бургомистр после недолгого молчания.

— Безусловно, — в голосе маркграфа отчётливо слышалась ирония. — Что ж, вы видели и слышали достаточно, чтобы составить подобающий ответ. У вас есть ещё вопросы?

— Боюсь, что не достаточно, — возразил бургомистр. — Видите ли, лицо, направившее жалобу…

— …Достаточно высокопоставленное, чтобы замять дело, — закончил за него Оллард. — Как же предсказуемы люди! Однако никаких причин подозревать, что хоть кто-то в замке подвергается жестокому обращению, у вас нет. Кроме того, публичные порицания жестоких мужей нынче пользуются меньшим спросом, чем разоблачения власть имущих. Растрата, злоупотребление, ложные обвинения — всё это с радостью вытаскивают на свет. А ведь никто не может избежать ошибок. Даже наш мудрый судья, и тот пару месяцев назад осудил невиновного на целых три года горных работ, допустив целый ряд нарушений. Для того ли императорские законники денно и нощно трудятся, чтобы мы раздавали суровые приговоры направо и налево?..

— Тот парень был виновен! — возразил судья.

— Следовало установить это, опросив свидетелей, присутствовавших в комнате, где была совершена кража! А также принять во внимание молодость и бедность обвиняемого. В подобных случаях закон предписывает советоваться с равными или старшими. Ты же не поставил в известность ни бургомистра, ни меня. Зато потом — по чистой случайности, разумеется! — рассчитался на базаре монетами, которые я сам накануне заплатил подсудимому за работу.

— Я лишь возместил расходы на его содержание до суда! — защищался судья.

— Правда? В таком случае будет дешевле держать преступников на постоялом дворе. Суд должен состоять из мужей достойных, благоразумных и наиболее добродетельных, не так ли, господа?..

За дверью воцарилась тишина, и Такко ненадолго оторвался от двери, чтобы устроиться поудобнее. Голова шла кругом. Горожане в открытую выступили против маркграфа, а в столице интересуются здоровьем Малвайн — можно ли было предположить такое? Сейчас он хорошо представлял, как Оллард поднимает брови и опускает взгляд, чтобы спустя несколько мгновений пригвоздить им собеседника вместе с очередным сокрушительным доводом.