Анна Субботина - Лук для дочери маркграфа

В коридоре за его спиной послышались глухие удары — будто кто-то ломился в одну из дверей изнутри. Такко с недоумением вслушивался, пока не сообразил, что странные звуки доносятся из покоев Агнет. Разговор в кабинете был мгновенно забыт: в несколько шагов он пересёк коридор и рванул на себя тяжёлую дверь.

Агнет почти выпала ему на руки — раскрасневшаяся, разгневанная. Выпрямилась, оттолкнула подставленную руку, заправила за ухо выбившийся из причёски локон, вскинула голову и прерывающимся голосом не попросила — приказала:

— Проводи в кабинет!

«Если влетит, то обоим», — успел подумать Такко, распахивая перед Агнет дверь кабинета и стараясь держаться в тени. В комнате замолчали, а затем заговорили разом: сыпались комплименты красоте и изяществу молодой хозяйки, сожаления, что она не вышла раньше, надежды, что она здорова… Голос Агнет звенел, расточая ответные любезности. Сзади Такко дёргала за рукав Катерина, сердито шептала что-то про строгий отцовский запрет, и было не разобрать, что именно говорит маркграф, но в его голосе определённо не было гнева — скорее, гордость и… облегчение.

— Идёмте во двор, погода нынче прекрасная, — проговорила Агнет у самой двери. Такко распахнул её и спрятался за тяжёлым полотном. — Катерина, наконец-то! Распорядись, чтобы накрыли стол под розовым кустом. Мне жаль, почтенная Сирпа, но госпожа Малвайн действительно не может принять вас. Как ваши пионы, ещё цветут?..

Гости уехали следующим утром. Агнет сопровождала их везде: показывала сад, щебетала о цветах и урожаях, уверяла, что госпожа Малвайн в добром здравии, но к встрече не расположена, и ненавязчиво отмечала доброту и заботливость отца. Такко был уверен, что после отъезда наследница несколько дней пролежит пластом, но перед обедом она, как всегда, вышла угощать лошадей. Сверху было хорошо видно, как она вышла во двор, зябко повела плечами и направилась в конюшне, а Катерина шагала следом.

— У нас будет много работы в ближайший месяц, — говорил Оллард, расхаживая по кабинету. — Придётся забыть о прогулках и прочих развлечениях.

— Это связано со вчерашним визитом? — Такко даже не пытался скрыть любопытство.

— Да, — Оллард остановился, бесцельно обводя взглядом книги на полках. — Я увлёкся своими разработками и упустил из виду пару недоброжелателей. Не бери в голову! Если мы представим ко двору нашу работу до зимнего солнцестояния, они ничего не смогут сделать.

— Почему?

— Потому что император дорого даст за моё изобретение. Очень дорого.

Он провёл пальцами по кожаным переплётам и отошёл к окну, оказавшись у Такко за спиной.

— Весной я покажу мастерскую Агнет, — сказал Оллард, глядя на двор. — Я и не заметил, как она выросла. Моя кровь, моя наследница… Она хорошеет с каждым днём, правда?

— Да, — искренне ответил Такко. — Очень красивая.

От отца Агнет унаследовала лишь волевой характер и едва уловимую твёрдость в чертах лица. Она обещала стать такой же красавицей, как Малвайн — с большими прозрачными глазами, роскошными светлыми кудрями и хрупкой, нежной, нездешней красотой, которой можно было лишь любоваться, не касаясь.

Говорят, при полной луне на лесных полянах танцуют девы, сотканные из росы и лунного света. Такко не верил в сказки, где они вступали в союзы со смертными, но Агнет и Малвайн поневоле вызывали в воображении образ залитой мертвенным светом поляны и летящих в танце широких рукавов. Может, потому Агнет и страдает лунным недугом?.. Было легко представить, как она парит в лунных лучах и проходит сквозь стены и перекрытия…

…В мастерскую, где ни на миг не останавливают свой посмертный танец похищенные кости.

— Агнет не место внизу, — он не был уверен, сказал ли вслух или лишь подумал, но Оллард ответил:

— У неё нет выбора. Она знает свой долг и сделает всё, чтобы исполнить его. Разумеется, она не будет сама собирать механизмы! Но разделит со мной успех.

Агнет вышла из конюшни, устало прислонилась к столбу навеса, прикрыв глаза. Затем нахмурилась, заправила локон за ухо знакомым упрямым движением и направилась к замку.

— Идём, — заторопился Оллард. — Встретим её внизу.

Когда они спустились с лестницы, Агнет как раз входила в холл. Остановилась, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку. Перевела дух, провела дрожащей рукой по лицу и заметила отца. Такко не мог оторвать от неё глаз, столько торжества было в её улыбке. Тёплый свет свечей скрывал бледность лица и зажигал в глубине льдистых глаз жаркие огни.

Они с Оллардом одновременно шагнули навстречу друг другу. Камни в древних стенах шептали забытые имена, портреты на стенах смотрели ожившими глазами, приветствуя молодую наследницу, а внизу, под полом, лязгали механизмы в неупокоенных костях, настойчиво отдаваясь в ушах одним и тем же увесистым словом: долг, долг, долг…

Агнет упала, не дойдя трёх шагов до раскрытых объятий отца. Оллард едва успел подхватить дочь; Катерина и Такко оказались рядом спустя мгновение. Её пульс был частым и неровным, руки — ледяными, а щёки горели огнём. Катерина твердила про обморок, что вчерашний вечер в саду оказался слишком прохладным, а беседа с гостями — долгой, и её ловкие руки невесть откуда доставали пахучие соли и капли. К вечеру у Агнет поднялся жар, она пожаловалась на боль в груди, и Берт в который раз был послан за лекарем.

Уже засыпая, Такко вспомнил, где слышал о Виллардах. Это имя носил Фредрик — незадачливый жених Агнет, так несправедливо оскорблённый отказом.

— Вот и конец…

Голос Олларда выдернул Такко из сонного оцепенения, в котором тот пребывал большую часть времени после отъезда гостей. С тех пор они проводили в мастерской целые дни, порой вовсе не видя дневного света. От бега зубчатых колёс рябило в глазах, пальцы саднило, руки пропахли металлом и маслом.

— Конец работе? — в надежде спросил он, откидывая волосы с глаз. — Мы всё сделали?

— Нет, — улыбнулся Оллард. — Я размышлял, как переменились люди. Лет сто назад Вилларды собрали бы войско, чтобы отомстить за оскорбление как подобает, а нынче они плетут заговоры за спиной и сговариваются со слугами. Я не ошибся, когда отказал им: потомки одного из знатнейших родов теперь сами не лучше слуг. Пришёл конец эпохе, когда ценились отвага и благородство…

В ответ Такко только вздохнул и устало оглядел заваленный деталями стол. От бесконечной работы ему была только одна польза — спал он теперь без сновидений. Правда, утром тревога начинала грызть снова, и он уже не знал, откуда вернее ждать беды: от Олларда, в чьей мастерской стоял егерский скелет — в том, что он принадлежал Вейниру, Такко был уверен твёрдо — или от имперских дознавателей, которые могли в любой момент прибыть в замок с вопросами о Малвайн.