Анна Субботина - Лук для дочери маркграфа

— Вам вынесут приговор, — уверенно сказал он. Отвлечь внимание, расшевелить Короля, надеясь даже не на неверный ход — лишь на миг промедления.

— Я сделаю всё, чтобы его смягчили, — усмехнулся Оллард.

— Ваш замок разрушат.

— Построю новый.

— Ваш род погибнет! — бросил Такко, собирая силы для последнего шага.

— Не тебе об этом судить, — недобро усмехнулся Оллард. Он поднялся, и за его спиной выросла огромная, закрывшая половину расписного потолка тень, а пламя свечей дёрнулось, будто склоняясь перед хозяином: — С чего ты взял, что только Агнет может продолжить мой род? Малвайн мертва, и теперь я могу жениться снова!

Не дослушав, Такко нанёс единственный доступный ему удар — с силой толкнул куклу в спину, навалившись всем своим невеликим весом.

Она оказалась даже легче, чем можно было подумать, и рухнула на пол, увлекая за собой стол. Оллард рванулся к ней, Такко вскочил, и маркграф в тот же миг повернулся к нему. В наступившей темноте Такко успел проклясть своё невезение и нечеловеческую удачу маркграфа, как снова посветлело: богатая причёска куклы вспыхнула от упавшего подсвечника.

С грохотом упал стул; Оллард развернулся, сдёрнул со стола какую-то ткань и набросил на огонь. Такко хватило этих мгновений, чтобы оказаться у двери и в следующий миг — в коридоре.

Такко выскочил в башню и сразу метнулся в сторону, ожидая ножа в спину. Слишком хорошо ковры в коридоре глушили звук шагов, чтобы можно было поверить обманчивой тишине. Несомненно, Оллард уже справился с огнём, и следовало бежать в восточное крыло, где остался лук. Но Такко медлил, вслушиваясь и всматриваясь в темноту, слабо разбавленную светом единственного фонаря и заходящей луны. Было тихо. Только тикали часы, да кровь гремела в висках, выстукивая имя: Аг-нет.

Он не оставит её в замке, ни за что. Пусть придётся увести силой и тащить на руках до Эсхена — донесёт, невелика ноша, а там поручит лекарям, Катерине, кому угодно, но не оставит здесь, среди механизмов и костей, с мёртвой матерью и безумным отцом. В безумии Олларда Такко больше не сомневался. Хорошо бы замок сгорел, и Агнет не узнала бы ничего! Охваченная огнём башня мелькнула перед глазами и пропала. Это в сказках героям, спасающим принцесс, везёт. За их спинами вырастает то огонь, то лес до небес, а Такко и без того должен благодарить судьбу, что жив. И должен поскорее найти Агнет.

Оллард сказал, она не покидала западного крыла. Такко оторвался от стены, пересёк башню, часто оглядываясь, и у входа в коридор заметил в одной из ниш светлое пятно.

Фигура в светлом платье беспомощно вздрагивала, уткнувшись в стену. Он без церемоний схватил за плечо, развернул — и даже не удивился, ощутив под пальцами твёрдое и холодное дерево.

У неё были такие же хрустальные глаза, как у куклы Малвайн, и пышное платье, скрывавшее плоский деревянный корпус. Там, в коридоре, Такко не показалось — вторая кукла Олларда была ниже и тоньше Агнет, и лишь в темноте можно было купиться на эту подделку. Она двинулась вперёд и уткнулась ему в плечо восковым лицом. Он дёрнулся, оттолкнул её к стене, и кукла медленно повернулась обратно — верно, заклинило одно из колёс, потому она и застряла в нише, а может, была нарочно так устроена — кто теперь разберёт.

Теперь было ясно, отчего в городском особняке Агнет спала крепко. Только в замке была кукла, бродившая вместо неё по ночным коридорам, пугая слуг и давая неистощимый повод для упрёков Катерины. Уже не узнать, за какой из запертых дверей Оллард её прятал, да и не нужно было.

Искать живую Агнет — если она вообще была жива — уже не было времени. Такко обхватил куклу, поднял, охнув от натуги, — спрятанный под юбками самоходный механизм оказался куда тяжелее, чем установленный в кукле Малвайн, — и уложил на подоконник. Маркграф запомнит его уход! Колёса застряли в узком проёме, он нажал плечом, и кукла рухнула вниз на каменные плиты. Посмотрим, так ли будут преданы слуги, если узнают, кто всё это время бродил по коридорам!

В ночной тишине грохот показался оглушительным. От удара кукла треснула, со звоном покатились детали. Лениво гавкнула собака, а Такко уже летел по коридору к спальне. Подхватил вещи и протиснулся в узкое окно, зацепив стрелами низкий свод. Под окном был каменный карниз, и Такко пошёл по нему, цепляясь за стену и благодаря удачу за трещины и вмятины в древних камнях.

Внизу хлопнула дверь, и по двору бросились в разные стороны тени от фонаря. Кто-то охнул, выронил светильник и закричал, зовя маркграфа и по привычке — Катерину. Луна садилась, и Такко шёл по карнизу почти вслепую, беззвучно ругаясь, когда лук цеплялся за стену.

Удача и привычка лазать по горным тропам не изменили ему — он благополучно добрался до угла, где фасад был увит вьющимися плетьми. Тонкие стволы выдержали, каменные плиты встретили мягче, чем можно было ждать, и он, незамеченный в суматохе, припустил через двор. За углом хлопали двери, по двору метались тени от факелов, бесновались собаки. Кто-то отчаянно звал маркграфа; женский голос повторял имя Агнет и внезапно перешёл в полный ужаса вопль.

Стена с потёками свежего раствора выросла из тьмы внезапно — едва удалось выставить руки, чтобы не налететь с разбегу. Камни покрылись инеем и скользили под руками. Такко перелетел через стену, приземлился на прихваченную заморозком землю и побежал, думая лишь о том, чтобы убраться подальше.

Луна садилась, и в темноте были видны лишь смутные очертания деревьев. За ноги цеплялись плети ежевики. Такко запоздало сообразил, что оказался на кладбище и не выберется до рассвета. Ограда снаружи плотно заросла терновником, и поди найди в темноте брешь, в которую он пробрался первый раз. Ушёл, называется — из одной крысоловки в другую! Он обругал себя последними словами. Прав был Оллард — жил, дурень, а ума не нажил. Чего стоило перемахнуть через стену немного левее?

Переполох во дворе не стихал, судя по крикам и лаю собак. Звонко заржала лошадь, и Такко, не думая, метнулся под призрачную защиту кустов. Если это за ним снарядили погоню… Неужели он и здесь ошибся, и маркграфские слуги не побоялись призраков, разгуливающих в Ночь Поминовения?..

Было только одно место, где его точно не будут искать. Такко поспешил вперёд, вглядываясь в темноту, каким-то чудом обходя могильные камни, и вскоре из мрака показались светлые колонны, едва различимые при слабом свете звёзд. С куста бузины уже облетели листья, иначе усыпальницу можно было вовсе не найти. Заржавевший засов поддался с громким лязганьем, и Такко скользнул по усыпанной листьями лестнице вниз.

Здесь было немного теплее, чем на улице. Такко на ощупь пробрался вглубь, недобрым словом помянув мраморный угол, о который привелось задеть, нашёл пустое место между гробами, опустился на пол, и только после этого ощутил, как устал и замёрз. Тело ныло и жаловалось, ладони были содраны о камень, болели бок и плечо, которым он приложился об оконный проём. Холод пробирал до костей. По счастью, тёплая вязаная рубаха, подаренная Катериной, лежала в мешке, старый плащ был приторочен сверху, а ещё Такко в спешке прихватил второй — тот, что давал ему маркграф. Жаль, нельзя было развести огонь, зато были крыша над головой и надежда, что до рассвета сюда никто не сунется. Такко подвинул поближе лук и сразу почувствовал себя увереннее.