Стенли Лейн-Пул - Берберские пираты. История жестоких повелителей Средиземного моря ХV-ХIХ вв.

Вернувшись из своего первого путешествия (1199), Мата привез с собой 186 пленников; последующие поколения членов ордена спасли примерно 20 000 рабов, причем эти люди в белых одеждах с изображением красно-белого креста на груди (три данных цвета олицетворяют Троицу) бесстрашно противостояли пиратам и торговались, обсуждая выкуп за пленников.

Отец Пьер Дан и его собратья по ордену Святой Троицы покинули Марсель в 1634 г., чтобы организовать обмен пленников. Путешествовали они в каюте главного глашатая Франции Сансона ле Пажа, знавшего турецкий язык. Турки, трудившиеся на галерах в Марселе, должны были получить свободу в обмен на освобождение 342 французов, томившихся в плену в Алжире. Монах имел очень четкие взгляды на происхождение пиратов. Он полагал, что они являются потомками предателя Хама, унаследовавшими проклятие патриарха Ноя. Кроме того, по его мнению, это были самые жестокие из всех бесчеловечных чудовищ, порожденных в Африке, наиболее грубые представители рода человеческого, бич человечества, рушители всеобщей свободы, безжалостные убийцы невиновных. При этом он не стал изучать, в каких условиях содержатся рабы на галерах, стоящих в портах его родной Франции, или выяснять, относится ли слово «пират» только к мусульманам.

Наконец 15 июля 1634 г. Сансон и священнослужители прибыли в Алжир. Их встретил диван в полном составе, а паша были с ними весьма учтив, несмотря на их категорический отказ спустить французский флаг так, чтобы он располагался ниже его полумесяца. В знак уважения алжирского обычая они были вынуждены сдать руль и весла, причем не столько для того, чтобы помешать их отплытию без разрешения, сколько затем, чтобы у пленников-христиан не было соблазна сбежать на французском судне. Паша отдал приказ, согласно которому к посланнику и его сопровождающим следовало под угрозой отсечения головы относиться со всем уважением. В доме агента, представлявшего интересы владельцев промысла кораллов в расположенном неподалеку Бастион-де-Франс, отец Дан устроил алтарь, проводил мессы и выслушивал исповеди пленников.

Через два дня после приезда монахов из Константинополя прибыл новый паша. Его встретили две государственные галеры, а форты и 40 галер, стоявших в бухте, приветствовали его выстрелами из 1500 орудий. На берегу с оглушительным шумом его встречали ага янычаров и глава канцелярии в сопровождении многочисленных офицеров, а также музыкантов, игравших на барабанах и дудках. Новый паша, одетый в белое, сел на великолепного коня, покрытого дорогой попоной, украшенной драгоценными камнями и шелковой вышивкой, и поскакал во дворец, откуда отправил французскому послу в качестве подарка быка, 6 овец, 24 домашние птицы, 48 кусков горячего хлеба и 6 дюжин восковых свечей, а в ответ господин ле Паж передал ему золотые и серебряные часы, алое одеяние и дорогую парчу.

Несмотря на эти проявления галантности, переговоры буксовали, и, наконец, через три месяца бесплодных усилий члены делегации покинули «этот проклятый город», причем настолько спешно, что даже не стали проверять, будет ли ветер попутным. Соответственно, вскоре они выяснили, что восточным ветром их отнесло к Мальорке. Затем они вынуждены были пересечь Буджаю, которая перестала играть сколь бы то ни было важную роль и быть пристанищем пиратов, так как алжирцы сосредоточили все галеры в своем главном порту. Затем они увидели Бону, где еще были видны следы вторжения 1607 г., когда шесть флорентийских галер под командованием французского дворянина захватили форт и устроили там настоящую мясорубку, перебив несчастных солдат гарнизона, после чего увезли с собой в Ливорно 1800 мужчин, женщин и детей. Наконец им с большим трудом удалось добраться до Ла-Каля [43] В настоящее время Эль-Кала. , порта Бастион-де-Франс, где в 1561 г. для защиты драгоценных коралловых промыслов марсельскими купцами был построен крепкий замок с двумя прекрасными дворами из цельной кладки, в котором жили 400 французов.

Прежде замком командовал Сансон Наполон, но его убили во время экспедиции в Табарку. Соответственно, ле Паж назначил нового командира, после чего члены делегации вернулись в Марсель, так и не сумев ничего добиться. Однако монахи вскоре отплыли в Тунис, откуда привезли с собой 42 французских пленника, вместе с которыми они прошли по городу торжественной процессией в сопровождении всего марсельского духовенства, победоносно напевая Te Deum [44] Te Deum laudamus – «Тебя, Бога, хвалим». Это старинный христианский гимн, который имеется как в католической, так и в православной традициях, хотя и с разными распевами (мелодиями). . Радостные бывшие пленники шли рядом с ними, причем через плечо каждого из них была перекинута цепь.

Это всего лишь один пример предпринимавшихся тринитариями (не говоря уже о францисканцах и доминиканцах) на протяжении длительного периода серьезных усилий по спасению своих неудачливых соотечественников. В 1719 г. отец Комелин и другие священнослужители привезли с собой 98 французов. Подобные экспедиции предпринимались постоянно. Возможно, рвение тринитариев было довольно узконаправленным. В источниках сказано, что, когда они были готовы отдать 3000 отрезов ткани за трех французских пленников и добросердечный дей предложил им забрать еще одного раба, не повысив при этом цену, они отказались забирать его, так как этот человек был лютеранином.

Тем не менее они помогли многим пленникам-католикам, основывали в различных частях берберского побережья госпитали и часовни и много раз испытывали страдания, будучи наказанными за свою смелость безжалостными деями, иногда приказывавшими предать их ужасной смерти, чтобы отыграться за поражения, которые их солдаты или корабли терпели от французов. По крайней мере, у католических, и в особенности французских, пленников были причины благодарить тринитариев. Представителям северных народов повезло меньше – они были лишены могущественной, широко разветвленной церковной организации, способной им помочь, их правителям не было дела до их бедствий, и их слезные петиции на протяжении многих лет оставались непрочитанными.

Без преувеличения можно сказать, что история алжирских и тунисских международных отношений основывается на обвинении в трусости и бесчестии, причем не одной, а всех европейских морских держав. Для страха перед могучим оружием и непобедимым морским искусством Барбароссы или роковой свирепостью Драгута существует некоторое оправдание, но то, что все правители морских держав съеживались перед ничего собой не представлявшими хвастунами, жившими по окончании эпохи героических пиратов, и раболепствовали перед ними, несмотря на то что из-за этих людей страдали их торговые отношения, жизнь их подданных постоянно находилась под угрозой, а их честь была запятнана вылазками нескольких дерзких дикарей, весь флот и армия которых ни дня бы не продержались в борьбе с правильно организованными вооруженными силами одного-единственного европейского государства, кажется совершенно невозможным, но все же именно это и происходило.