Уилбур Смит - Падение с небес

– Судя по твоему тону, для тебя это не просто так.

Он смотрел на Марка, и в глазах его стоял вопрос. Марк колебался только секунду, потом начал рассказывать:

– Вы знали моего дедушку, Джона Андерса; однажды вы сказали мне об этом.

Шон кивнул и откинулся на спинку кресла.

– У него был свой кусок земли, восемь тысяч акров, он назвал ее Андерсленд…

Шон снова кивнул. И Марк продолжал говорить, обстоятельно, ничего не приукрашивая, приводя только голые факты, а когда приходилось излагать свои догадки или делать предположения, он не скрывал этого. Руфь снова пришла к ним звать к обеду как раз в тот момент, когда Марк повествовал о той ночи на склоне нагорья, где убийцы обнаружили его ночлег. Она хотела было погнать их в столовую, пока еда не успела остыть, но, увидев их лица, вошла в комнату и, молча встав за креслом мужа, с побледневшим, застывшим лицом стала слушать.

Марк рассказал и о своем походе на Чакас-Гейт, о том, как искал могилу дедушки, о людях, которые пришли, чтобы убить его.

Когда он закончил, воцарилось долгое молчание.

Наконец Шон встрепенулся и порывисто, печально вздохнул.

– Почему ты никому не сообщил? – спросил он.

– О чем? Кто бы мне поверил?

– Мог бы обратиться в полицию.

– У меня нет никаких фактов, указывающих на Дирка Кортни, ничего, кроме собственной абсолютной уверенности в этом, – ответил он и опустил глаза. – История совершенно невероятная и дикая настолько, что до сих пор я боялся рассказывать даже вам.

– Да, – кивнул Шон. – Понимаю. Даже сейчас не хочется верить, что все это правда.

– Мне очень жаль, – просто сказал Марк.

– Я понимаю, что это правда… но не хочу в это верить.

Шон покачал головой, потом опустил подбородок на грудь. Руфь, стоящая за его спиной, успокаивающе положила руку ему на плечо.

– Господи, да сколько же мне еще терпеть от него? – прошептал он. Потом снова поднял голову. – В таком случае, Марк, тебе грозит еще большая опасность.

– Не думаю, генерал. Я нахожусь под вашей защитой, и он это знает.

– Дай бог, чтобы этого было достаточно, – пробормотал Шон, – но вот что мы можем против него предпринять? Как остановить этого… – Шон помолчал, подбирая слово, потом яростно прошептал: – это чудовище?

– Против него у нас нет никаких фактов, – сказал Марк. – До сих пор он действовал очень умно.

– Должны быть факты, – убежденно сказал Шон. – Если все это правда, факты где-то должны быть.

На широкой спине мула по кличке Троянец Марк сидел, как на бочке; солнечные лучи, казалось, жгли сквозь рубашку, на спине между лопаток и под мышками появились темные пятна пота. Он ехал неторопливой трусцой вдоль берега Бубези, а за ним на поводу бежал другой мул, тяжело нагруженный, которого окрестили Спартанцем.

Увидев подходящую песчаную косу, белую как сахар, Марк позволил мулам спуститься к воде, зайти по колено и напиться. Животные шумно втягивали в себя чистую воду, и он чувствовал, как распухает под ним живот Троянца.

Сдвинув шляпу на затылок, Марк вытер со лба крупные капли пота. И, задрав голову, стал разглядывать грандиозные «ворота» Чакас-Гейт. Эти скалы отвесными каскадами навечно застывшего камня словно спустились прямо с неба, незыблемые и столь громадные, что все остальное вокруг – и земля, и река у их подножия – казалось совсем крохотным.

Из всего, что Марк взял с собой из мира цивилизации, двойная корзина на спине вьючного мула выглядела далеко не самым тяжким грузом. Он принес с собой огромный груз вины, угрызений совести, печали об утраченной любви и недовольства собой за то, что не выполнил свой долг. Но теперь, под утесами Чакас-Гейт, этот груз казался ему несколько легче, и плечи его наливались новой силой.

Из долины, где протекала река Бубези, на него как будто хлынуло нечто не поддающееся четкому объяснению – ощущение судьбы, которая течет своим курсом, предназначенным откуда-то свыше, или даже более того – чувство, будто он возвращается в родной дом. «Да, – подумал он с внезапно охватившей его радостью, – наконец-то я возвращаюсь домой».

Марк внезапно заторопился. Натянув повод, он оторвал мокрую недовольную морду Троянца от воды – капли стекали с его мягких, как каучук, губ – и, помогая себе пятками, направил его вперед, к зеленоватой стремнине реки. Когда животное перестало доставать ногами до дна, соскользнул с седла в воду и поплыл рядом.

Едва большие копыта мула коснулись дна, Марк снова забрался в седло и выехал на противоположный берег; мокрые бриджи липли к бедрам, с промокшей насквозь рубашки ручьями стекала вода.

Неожиданно, в первый раз за всю неделю, он рассмеялся, беспричинно, непринужденно и легко; чувство, вызвавшее этот смех, еще долго согревало ему грудь.

Марку показалось, что он слышит какой-то звук, такой тихий, что ритмично чавкающие в мягкой почве речного берега копыта серого Троянца, казалось, заглушают его.

Задаваясь вопросом, не почудилось ли ему, Марк натянул поводья и прислушался. Тишина стояла столь полная, что казалось, она шуршит, словно статическое электричество; когда в миле от него внизу по течению реки уныло и нежно просвистал лесной голубь, возникло такое впечатление, что птица совсем рядом.

Марк потряс головой и хлестнул мула поводьями. Тот успел сделать только один шаг, как снова послышался тот же звук; на этот раз ошибиться было невозможно. Волоски на шее Марка встали дыбом, и он резко выпрямился в седле. Этот звук он слышал только раз в жизни, но при таких обстоятельствах, что забыть его казалось невозможным.

Звук прозвучал близко, очень близко, исходя из густых прибрежных зарослей кустарника, отделявших Марка от реки, из непроходимой чащи из дикой мушмулы и вьющихся лиан – обычного прибежища для животного, которому и принадлежал этот голос.

Звук был тягучий, таинственный и жуткий, напоминающий журчание жидкости, вытекающей из горлышка глиняного кувшина, и только тот, кто уже однажды слышал его, узнает в нем предостерегающий рык взрослого леопарда.

Марк повернул мула в противоположную сторону и двинулся вверх по склону, пока не достиг рощи свинцовых деревьев с густыми ветвистыми кронами, где привязал его и ослабил подпругу. Вынув из футляра винтовку, быстро проверил магазин, полный толстых латунных патронов с пулями в медной оболочке, блестящих и скользких от смазки, и снова закрыл затвор.

Винтовку он держал в левой руке, поскольку не собирался ее использовать. Но ему нравилось и это возбуждение, и ощущение опасности. За два месяца после возвращения в район Чакас-Гейт ему впервые представился случай, сулящий встречу с живым леопардом.

В долине реки Бубези леопардов водилось много, их следы он встречал почти каждый день, а по ночам частенько слышал, как они совокупляются или кашляют. Леопарды и винторогие антилопы всегда последними отступают перед нашествием человека и его цивилизации. Их отменная хитрость и умение оставаться незаметными еще долго служат им защитой, после того как другие виды уже истреблены.