Уилбур Смит - Падение с небес

Вдруг он заметил, что широкая мускулистая грудь мертвеца тихонько, едва заметно вздымается. Марк протянул руку и коснулся его плеча, покрытого накидкой.

Тот пошевелился, потом с большим трудом приподнялся на локте и посмотрел на Марка – накидка съехала назад.

Это был мужчина в самом расцвете сил, с гордым, полным достоинства взглядом, с виду лет сорока; серебро лишь слегка тронуло короткие темные волосы на его висках.

По лицу невозможно было определить, что ему больно: широкий лоб оставался гладок, как полированный янтарь, губы неподвижны, темные глаза смотрели горделиво и проницательно. Круглое лицо говорило о том, что этот зулус не из простых.

– Сакубона, Пунгуш , – сказал Марк. – Я вижу тебя, о Шакал.

Человек секунду смотрел на него, явно размышляя о прозвище, которое Марк дал ему, о манере его приветствия, о языке Марка и акценте, с которым приветствие прозвучало. Ничто не нарушило его спокойствия, полные выпуклые губы не исказились злобой, но и не расцвели улыбкой.

– Сакубона, Джамела . Я тебя вижу, о Тот, кто ищет, – ответил он низким, глубоким голосом, который в неподвижном воздухе прозвучал как бронзовый колокол. И сразу же добавил: – Сакубона, Нгага .

Марк удивленно заморгал. Ему и в голову не приходило, что шакал может думать о нем в таком неприглядном образе. Дело в том, что нгага – это панголин, чешуйчатый муравьед, небольшое животное, напоминающее броненосца, ведущее ночной образ жизни; и если застать его днем врасплох, оно начинает быстро и суетливо бегать туда-сюда, как иссохший сгорбленный старичок, то и дело останавливаясь и близоруко разглядывая каждый попавшийся на пути небольшой предмет.

А два этих прозвища, Джамела и Нгага, произнесенные вместе, с досадной ясностью создают образ человека, который бесцельно носится кругами, с умным видом разглядывает то один предмет, то другой, а на самом деле слеп и ничего толком не видит.

Вдруг Марк отчетливо увидел себя самого со стороны, глазами скрытого наблюдателя: без толку и смысла человек разъезжает по долине, спешивается время от времени, рассматривает все, что вызвало его минутный интерес, снова садится в седло и едет дальше – в точности как нгага. Не очень-то лестная для него картина.

С неожиданным беспокойством он почувствовал, что, несмотря на тяжелые раны Пунгуша и все преимущества его, Марка, положения, обмен любезностями прошел не в его пользу.

– Мне кажется, на этот раз нгага поймал того, кого он искал, – мрачно заметил он и направился к мулу за одеялом.

Под окровавленными листьями в боку Пунгуша Марк обнаружил глубокую темную дыру – буйвол вонзил сюда кончик рога. Он мог вполне достать до почек, а если так, то Пунгуш все равно что покойник. Марк отбросил эту мысль и как можно более осторожно промыл рану раствором акрифлавина.

Его запасная рубашка, чистая как снег, еще не утратила хруста, после того как Марион тщательно выстирала и погладила ее. Он оторвал рукава, оставшуюся часть аккуратно свернул в несколько слоев и наложил на зияющую рану, перетянув рукавами.

Пока он работал, Пунгуш молчал; он не протестовал, ничем не показывая, что ему больно, когда Марк поднимал его в сидячее положение, чтобы удобнее было работать. Но вот когда Марк разорвал рубаху, зулус с сожалением вздохнул.

– Хорошая рубаха, – пробормотал он.

– Когда-то тут оказался один молодой симпатичный нгага, который умирал от лихорадки, – напомнил ему Марк. – Но один рыскающий в поисках, где бы чего покушать, шакал уволок его в безопасное местечко, отпоил и откормил.

– А-а, – кивнул Пунгуш, – но этот шакал не был столь глуп, чтобы рвать хорошие рубашки.

– Нгага очень беспокоится о том, чтобы шакал поскорей выздоровел и смог хорошо работать, дробить камни и исполнять другую мужскую работу, когда станет почетным гостем в краале короля Георга.

Марк раскатал одеяло и сменил тему разговора.

– Ты можешь сейчас пустить воду, о Шакал? Это очень нужно, чтобы узнать, как глубоко проткнул тебя буйвол.

Моча оказалась розовато-коричневатого цвета, но ярко-красных нитей крови в ней не обнаружилось. Похоже на то, что почки сильно отбиты, но основную мощь удара принял на себя толстый слой крепкой как сталь спинной мышцы зулуса. Марк молча помолился за то, чтобы дело обстояло именно так, хотя никак не мог понять, почему это его так трогает.

Стараясь работать как можно быстрее, он срубил два молодых деревца и, используя свежую кору, сплел волокушу. Накрыл ее своим одеялом, а также накидкой Пунгуша и одним концом закрепил на спине Троянца.

Потом помог крупному, тяжелому зулусу улечься на волокушу, – к его удивлению, тот оказался очень высокого роста, да и рука, которую Пунгуш, поддерживая себя на ногах, положил на плечо Марка, обладала удивительной силой.

С волокушей, на которой лежал Пунгуш, Марк повел мула по звериной тропе; концы волокуши оставляли на мягкой земле глубокий след.

Когда они проходили мимо убитого буйвола, уже почти стемнело. Глядя поверх зарослей тростника, Марк мог различить отвратительные черные очертания стервятников, рассевшихся по деревьям и ждущих своей очереди полакомиться мясом убитого буйвола.

– Зачем ты убил моего буйвола? – спросил он, не вполне уверенный, что Пунгуш все еще в сознании и слышит его. – Все уже знают про новые законы. Я обошел каждую деревню, разговаривал со всеми старостами и вождями. Все меня слышали. И все знают, какое наказание положено за охоту в долине.

– Если это твой буйвол, где у него твое клеймо? Разве не в обычае абелунгу – белых людей – выжигать клеймо на своей скотине? – отозвался с волокуши Пунгуш.

Марк не заметил ни улыбки на его губах, ни насмешки в голосе, но все равно почему-то не сомневался, что зулус над ним насмехается. Марк начал злиться.

– Это место было объявлено священным еще самим царем Чакой.

– Нет, – возразил Пунгуш. – Оно было объявлено местом царской охоты. – Голос его яростно зазвенел. – А в моих жилах течет царская кровь. Я охочусь здесь по праву рождения, это мой долг, как и всякого мужчины.

– Охотиться здесь никто не имеет права.

– А как же белые, которые вот уже сотню лет ходят сюда со своими исибаму — винтовками? – спросил Пунгуш.

– Они такие же злодеи и преступники, как и ты.

– Почему же тогда их не хватают и не ведут в гости в крааль к королю Георгу, почему только я удостоился такой чести?

– Теперь станут брать и их тоже, – заверил его Марк.

– Хо! – отозвался Пунгуш, на этот раз с презрением и насмешкой.

– Когда я их поймаю, они тоже туда отправятся, – упрямо повторил Марк.

Зулус устало, но весьма выразительно махнул рукой – мол, знаем мы ваши законы: одни для богатых, другие для бедных, одни для белых, другие для черных. Они снова замолчали. Оба не произнесли ни слова, пока не стало совсем темно. Марк остановился на ночевку и привязал Троянца к дереву на длинном поводу, чтобы тот пощипал травки.