Уилбур Смит - Падение с небес

Теперь следовало действовать предельно осторожно; у этого парня на спине винтовка; кто знает, может, сейчас он лежит где-нибудь на гриве, затаился и ждет своего шанса сделать меткий выстрел. Хобдей использовал любую возможность для укрытия – в чем ему помогал и ливень, – чтобы достичь вершины скалистого кряжа, каждую секунду ожидая ответного выстрела, поскольку парень успел показать, на что способен. Хобдей знал, что этот парень не промах. «Дичь» – умелый и хорошо обученный боец, а потому очень опасен, и Хобдей двигался крайне осторожно.

Достигнув наконец гривы, он с огромным облегчением вздохнул, лег животом на мокрую траву и, устроив перед собой перезаряженную винтовку, стал пристально смотреть вниз по склону, пытаясь обнаружить свою жертву.

Слева послышался крик совы, и он раздраженно нахмурился.

– Вот ведь старый дурак! – проворчал он. – Небось обоссался от страха.

Его напарнику постоянно требовалась поддержка, его старые измотанные нервы не годились для этой работы, и нередко он подавал условный сигнал не по делу. Идиот! Слышал же выстрелы, должен понять, что наступил решающий этап охоты, и вот на́ тебе, снова зовет, как мальчишка, который свистит в темноте для храбрости.

Он отбросил мысли о напарнике и весь сосредоточился на своей задаче: стал внимательно осматривать мокрый от дождя склон. И вдруг застыл, не веря собственным ушам. На крик совы кто-то ответил, где-то слева внизу, под гривой.

Хобдей поднялся на ноги. Низко пригнувшись, он двинулся вдоль гривы.

В терзаемом ветром сером кустарнике явно кто-то двигался. Как заправский снайпер, Хобдей припал к земле и, смаргивая с ресниц дождевые капли, попытался поймать на мушку неотчетливо видимую цель, а затем дождаться удобного момента для выстрела. Но скоро заворчал от разочарования, узнав собственного напарника: согнувшись под влажной резиновой накидкой, тот двигался тяжело, как беременная женщина, пробираясь в сумраке непогоды, под дождем, проникающим сквозь густое переплетение веток над головой.

Вот напарник остановился, приложил ладонь ко рту и снова изобразил скорбный совиный крик. Бородатый охотник злобно оскалился.

– Ага, давай, будешь у меня подсадной уткой, – вслух прошептал он, – глупый старый козел!

Никаких угрызений совести оттого, что его товарищ сейчас вызовет огонь на себя, Хобдей не чувствовал. Он внимательно наблюдал, что будет дальше, стараясь держаться как можно ближе к земле, чтобы очертаний его головы и плеч не было видно на фоне низенького куста, под которым он прятался.

Старик в резиновой накидке снова крикнул по-совиному и замер, прислушиваясь с настороженно вскинутой головой. Послышался ответ, и он заторопился вперед, навстречу ветру и дождю, навстречу своей смерти. Хобдей снова усмехнулся. Не придется делиться, подумал он и большим пальцем вытер капли с прицела винтовки.

Вдруг старик резко остановился и вскинул винтовку, а когда раздался выстрел, он упал в траву.

Хобдей тихо и злобно выругался: он пропустил момент и не смог точно засечь, откуда стреляли. Он стал ждать, положив палец на спусковой крючок и прищурив глаза от дождя, уже не так уверенный в себе. Вместе с первыми уколами страха он почувствовал смешанное с восхищением уважение к своей жертве. Хороший выстрел получился; надо же: подманил старика поближе на совиный крик, ну прямо как голодного леопарда на блеяние антилопы.

И тут неуверенность бородатого охотника рассеялась – в первую секунду он даже не поверил своей удаче. Он уже собрался готовиться к долгой и опасной дуэли, как вдруг его противник вышел из-за искривленного сухого ствола на открытое место – это был какой-то ребяческий, до нелепости глупый, самоубийственный шаг, такой бесхитростный, что Хобдей даже поначалу заподозрил какую-то ловушку.

Молодой человек постоял немного над телом убитого им человека. Даже с такой дистанции было видно, что он как будто покачивается, лицо его в слабом сереньком свете казалось бледным, но вот защитный цвет рубашки ясно различался на фоне реки, отражающей серое небо.

Ситуация для выстрела выглядела идеальной, дистанция – всего каких-нибудь сто пятьдесят ярдов. Хобдей мгновенно поймал на мушку его грудь, целя в самую середину, и как можно более мягко нажал на спусковой крючок, не сомневаясь, что пуля попадет в самое сердце. Приклад винтовки отдачей толкнул в плечо, хрустящий треск «маузера» больно отозвался в барабанных перепонках. Ударом пули мальчишку отбросило назад – слышно было, как она с коротким глухим шлепком вошла в его тело.

А Марк выстрела и не слышал, пуля прилетела быстрее звука. Он почувствовал только мощный удар в верхнюю часть туловища, и его швырнуло назад с такой силой, что он задохнулся.

За его спиной открылся обрыв: Марку показалось, что он падает в какой-то черный водоворот, и на какую-то долю секунды он решил, что погиб.

Он стремительно погрузился в крутящийся поток, мутный и студеный, река подхватила его и снова как будто вытолкнула обратно из черного омута. Хотя вода накрыла его с головой, у него нашлись силы оттолкнуться ногами от илистого дна. Голова его пробила водную поверхность, воспаленными, раздавленными легкими он глотнул свежего воздуха, и вдруг до него дошло, что в руках он все еще держит винтовку.

Деревянный приклад винтовки оказался прямо на уровне глаз, и Марк увидел, куда попала пуля, выпущенная из «маузера» и расплющившаяся о механизм затвора.

Пуля превратилась в бесформенную лепешку, как шарик влажной глины, врезавшийся в кирпичную стену. Винтовка остановила ее смертоносный полет, но огромная сила удара вдавила винтовку ему в грудь, вытеснив воздух из легких и сбросив его с берега в реку.

С огромным облегчением Марк отпустил винтовку, и она упала на илистое дно, а его понесло в крутящийся кошмар малярии, дождя и бурлящей мутной воды. Перед тем как он окончательно потерял сознание, в голове его мелькнула мысль о странном парадоксе ситуации: спасшись от смертельного выстрела, он тут же утонул, как никому не нужный котенок.

Вода хлынула ему в рот, в легкие, и он канул в небытие.

Никакой другой ужас не может сравниться с приступами малярийной лихорадки, когда сознание подвергается жутким мучениям в бесконечных кошмарах, от которых никак не избавиться, – невозможно с облегчением проснуться в холодном поту и понять, что это всего лишь страшный сон.

Кошмары малярии – это совсем не то, что сны, порожденные мозгом здорового человека. Они неотступны и неумолимы и вдобавок осложнены постоянной мучительной жаждой. Жажда возникает в результате борьбы организма с болезнью, когда в ее жаркой топке сжигается энергия человека и испаряется влага из его тела. Приступы болезни, состоящие в чередовании постоянных известных ее стадий, не менее ужасны. Приступ начинается с ощущения во всем теле ледяного холода, затем наступает нестерпимая горячка, во время которой температура тела подскакивает так высоко, что это может нанести вред головному мозгу. Эта стадия сопровождается обильным потоотделением: из каждой поры в теле жертвы болезни истекает влага, иссушая организм и не оставляя человеку сил даже поднять голову или руку; он лежит пластом и ждет, когда начнется следующий цикл, очередной приступ ледяного озноба.