Уилбур Смит - Падение с небес

У Марка случались и относительно ясные просветы между периодами жара, холода и необъяснимого страха. Однажды, когда жажда так измучила и иссушила его, что каждая клеточка тела, казалось, вопила о влаге, горло и рот пересохли, а язык распух, ему показалось, что чьи-то сильные прохладные руки подняли его голову и горькая жидкость – очень горькая, зато изумительно прохладная – хлынула ему в рот и, как мед, побежала по горлу. Так произошло и в другой раз, когда ему было нестерпимо холодно и он отчаянно кутался в свое серое шерстяное одеяло, чувствуя его знакомый и столь приятный запах – запах костра и сигаретного дыма, запах его собственного тела. В такие минуты просветления Марк слышал шум дождя и треск грома, хотя сам оставался сухим; потом все звуки исчезали, и он снова погружался в кошмар лихорадки.

Он знал, что прошло трое суток, семьдесят два часа после первого леденящего натиска болезни, когда он снова очнулся и пришел в полное сознание. Стадии малярии столь предсказуемы, что он определял их с точностью в несколько часов.

День клонился к вечеру; Марк лежал на матрасе, набитом свежей травой и какими-то пахучими листьями, закутанный в одеяло. Все еще поливал дождь из низких пузатых туч, вереницами ползущих по небу, лил он упорно, не ослабевая: тучи, казалось, цепляют обвисшими животами верхушки деревьев. Но как ни странно, сам Марк оставался сухим.

Оказывается, над ним нависал низкий каменный потолок, за тысячу с лишним лет закопченный дочерна дымом костров разных людей, которые укрывались от непогоды в этой неглубокой пещере. Вход в пещеру смотрел на северо-запад, в противоположную сторону от ветров, несущих с собой дождевые тучи, и отсюда виднелись последние проблески лучей заходящего солнца, прорывающихся сквозь плотный облачный покров.

Сделав невероятное усилие, Марк приподнялся на локте и озадаченно огляделся. В изголовье, прислоненный к каменной стенке, лежал его ранец. Марк долго смотрел на него, сбитый с толку. Последнее, что он помнил, – засасывающая его ледяная вода. Рядом с ним стояла пузатая пивная кружка из темной обожженной глины; Марк тут же протянул к ней руку, трясущуюся не столько от слабости, сколько от страшной жажды.

Жидкость на вкус оказалась горькой и напоминала скорее лекарственный травяной отвар с привкусом серы, но он пил этот благодатный напиток большими глотками, задыхаясь от жадности, пока у него не раздулся и не заболел живот.

Он поставил кружку на место и обнаружил рядом миску застывшей холодной маисовой каши, подсоленной и приправленной какой-то травкой, по вкусу напоминающей шалфей. Он съел половину миски и уснул, но на этот раз спал без кошмаров, глубоким, целительным сном.

Проснувшись снова, Марк увидел, что дождь кончился и солнце стоит почти в зените; жгучие лучи пробивались сквозь просветы в медленно плывущих по небу вереницах облаков.

С большим трудом Марк поднялся и, спотыкаясь, подошел к выходу из пещеры. Посмотрел вниз, на заполненное до самых краев русло Бубези, на бурлящий красновато-коричневый поток, в котором неслись к морю, вертясь и кувыркаясь, стволы огромных деревьев, чьи голые корни походили на скрюченные артритом пальцы умирающего нищего.

Марк бросил взгляд на север: все пространство болот и буша оказалось затоплено, заросли папируса полностью скрылись под серебристой, сверкающей, как огромное зеркало, поверхностью воды. В низинах ушли под воду даже большие деревья, наружу торчали лишь ветки их вершин, а скалистые гривы и невысокие холмы превратились на бесконечной водной глади в небольшие острова.

Слабость еще не позволяла Марку долго стоять на ногах, и он заковылял обратно к своему травяному ложу. Перед тем как снова погрузиться в сон, он вспомнил про неожиданное нападение. Ему не давал покоя вопрос: как подосланные убийцы узнали, что он находится здесь, на Чакас-Гейт; скорее всего, это как-то связано с Андерслендом и гибелью его деда в этих местах. На этой мысли Марк и заснул.

Когда он пробудился, снова было утро. Ночью кто-то пополнил глиняную кружку горькой жидкостью, а миску – застывшей кашей, добавив к ней несколько кусочков жареного мяса, очень похожего на мясо цыпленка, но, скорее всего, это была ящерица игуана.

Вода заметно спала, уже виднелись заросли папируса с примятыми стеблями и скукоженными пушистыми головками, деревья все оказались на виду, низины тоже подсыхали, и река Бубези в глубоком ущелье под убежищем Марка больше не безумствовала, снова обретая нормальный вид.

Марк вдруг осознал, что на нем совсем нет одежды и от него противно пахнет болезнью и разными выделениями организма. Выйдя из пещеры, он стал спускаться к воде. Спуск оказался медленным и долгим, приходилось часто останавливаться, набираясь сил; у него кружилась голова и звенело в ушах.

Марк смыл с себя запах и грязь, а затем внимательно рассмотрел темно-фиолетовый синяк в том месте, где пуля вмяла его винтовку в грудь. Потом подставил тело под жаркие лучи дневного солнца, чтобы подсохнуть. И солнышко выпарило последние остатки болезненного малярийного холода из организма – уже обратно в свое убежище он взбирался легким пружинистым шагом.

На следующее утро Марк обнаружил, что пивная кружка и миска с едой исчезли, явно неспроста: похоже, таинственный благодетель дает ему понять, что теперь Марк может сам о себе позаботиться, и просит не злоупотреблять его гостеприимством.

Марк собрал пожитки, нашел и высушенную, сложенную в холщовую сумку одежду. Отыскался и патронташ с патронами, и охотничий нож с костяной рукояткой и в ножнах, но вот из еды осталась только консервная банка с фасолью.

Он вскрыл ее и, съев половину, остальное решил приберечь на обед. Оставив холщовую сумку в глубине пещеры, двинулся к другой стороне котловины.

Почти два часа Марк разыскивал место, где он убил человека, и узнал его наконец по сухому дереву с искривленными, словно артритные пальцы, ветками. Почва здесь оказалась ниже, чем он себе представлял, и была промыта половодьем; трава прижата к земле, словно напомаженные бриллиантином причесанные волосы. Кое-какие слабо укоренившиеся деревья поток вырвал с корнем и унес, а на нижних ветвях деревьев покрупнее, покрепче сидящих в земле, налипли наносы, обозначив уровень паводковой воды.

Марк поискал хоть какие-нибудь приметы произошедшей здесь схватки, но не нашел ничего: ни мертвого тела, ни брошенной винтовки, будто тут ничего такого никогда и не происходило… Он даже усомнился на миг, не приснилось ли ему все это, но, сунув руку под рубаху, нащупал на груди болезненный синяк.

Марк исследовал местность, недавно скрытую под водой, на полмили вниз по течению, следуя в направлении примятых потоком трав. Увидев сидящих на деревьях и громко пререкающихся в кустах стервятников, он поспешил вперед, но обнаружил только мертвого детеныша носорога, который, видно, не справился с мощным потоком и утонул, а сейчас уже начал разлагаться.