Уилбур Смит - Падение с небес

– Ага! – воскликнул генерал Кортни. – Ты все-таки пришел.

На грубоватом лице его появилось вдруг мальчишеское выражение, и он крепко сжал руку Марка; кожа его ладони на ощупь смахивала на черепаховый панцирь, прохладный, твердый и шершавый. Он стоял во главе встречающих, возвышаясь над остальными, как обширная, мощная башня, великолепный в безукоризненно скроенном черном наряде с накрахмаленным до хруста воротничком манишки и пестрым набором ленточек, крестов и орденов на груди. Повелительно приподняв бровь, он призвал к себе одного из подчиненных.

– Перед вами мистер Марк Андерс, – сказал он. – Помните эту парочку: Андерс и Макдональд из первой роты?

– Разумеется, сэр.

С живым интересом офицер взглянул на Марка, опустил взгляд на его грудь с шелковыми ленточками наград на лацкане и снова посмотрел ему в лицо.

– Позаботьтесь о нем, – приказал офицеру генерал Кортни и снова повернулся к Марку. – Мы поговорим с тобой позже, сынок, а пока возьми себе что-нибудь выпить.

Он отпустил руку Марка и обратился к следующему в очереди. Однако таковы были магнетизм и обаяние этого большого человека, что после совсем короткого разговора с ним, нескольких его грубоватых слов Марк уже не чувствовал себя здесь неотесанным чужаком, беспомощным и неуклюжим в одежде с чужого плеча, а стал действительно почетным гостем, достойным особого внимания.

Подчиненный Шона ответственно отнесся к поручению генерала и сразу повел Марка к густой толпе одетых в черное мужчин, все еще сдержанных и слегка смущающихся в непривычных для них нарядах. Они стояли в напряженных позах, хотя между ними уже вовсю сновали официанты с серебряными подносами, щедро уставленными предметами полкового гостеприимства.

– Виски? – спросил офицер и подхватил бокал с одного из подносов. – Все напитки сегодня из запасов генерала, – сообщил он и взял еще один для себя. – Будь здоров! Ну-ка, посмотрим… первая рота… – Он огляделся вокруг. – Хупера помнишь? А Деннисона?

Он вспомнил обоих и других тоже помнил, десятки бойцов, некоторых довольно смутно, они тенями мелькали в глубинах памяти, зато другие вспоминались хорошо; одни ему нравились, другие не очень, а встречались и такие, которых он терпеть не мог. С некоторыми он ел из одного котелка, курил одну сигарету на двоих, затягиваясь в свою очередь, рядом с другими дрожал от страха во время артналетов или умирал от скуки; классные ребята, трудяги и лентяи, трусы и драчуны – все собрались здесь, и виски рекой лился в стаканы на серебряных подносах.

Его тоже помнили, к нему подходили люди, которых он, казалось, в жизни никогда не видел.

– Помнишь меня? Я командовал взводом в бою при Буа-Д’Арси, когда ты с Макдональдом…

Или:

– Так ты, значит, тот самый Андерс? Я думал, ты гораздо старше… послушай, у тебя пустой стакан…

А официанты без устали разносили виски на серебряных подносах, и Марк теперь совсем осмелел, говорил умные вещи, и все умолкали и слушали его – и смеялись, когда он шутил.

Они сидели за длинным столом, протянувшимся из конца в конец зала и накрытым белоснежной камчатной скатертью. В свете множества свечей полковые серебряные приборы сверкали, как гелиограф; теперь по хрустальным бокалам разливали шампанское, и оно шипело тысячами золотистых пузырьков. А вокруг звучали дружеские возгласы, раздавались взрывы смеха, голоса звучали все громче – и как только Марк опускал бокал на стол, рядом с ним возникала фигура в тюрбане и темная рука наклоняла над бокалом горлышко зеленой бутылки.

Марк откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки; изо рта его торчала сигара не меньше фута длиной.

– Правильно! Точно!

– Совершенно верно!

Послеобеденные говоруны, все умные, мудрейшие из мудрейших, обменивались с соседями понимающими кивками, соглашаясь, а тем временем его чистый бокал горел уже рубиновым пламенем портвейна.

Когда генерал встал со стула в самом центре стола, поставленного поперек основного, по залу прошел шум, хотя гости уже слегка отяжелели, а некоторые осоловели от портвейна и долгих сбивчивых речей. Все с улыбками переглядывались, ожидая, что скажет Шон Кортни; и хотя Марк ни разу не слышал, как генерал говорит перед публикой, ему стало интересно, в нем снова проснулся энтузиазм, и он выпрямился на стуле.

И генерал не разочаровал никого; он начал с рассказа, который их на минуту ошеломил, и все слушали раскрыв рот, а потом зал потряс громовой смех. Затем он принялся за них, обращаясь ко всем в легкой непринужденной манере, которая казалась свободной и естественной, но словами он пользовался как мастер фехтования – рапирой: где пошутит, где выругается, а где подпустит умную мысль. Словом, Шон говорил то, что все хотели от него услышать, что их всех волновало, перебирая по очереди чуть ли не каждого: одного похвалит, другого мягко пожурит.

– В этом году на национальном чемпионате игры в поло мы стали третьими, джентльмены. В прошлом году было лучше, но некий джентльмен, сидящий, кстати, за этим столом, решил теперь выступать за сахарных плантаторов… Я понимаю, это его право, данное ему Богом, и, я в этом убежден, его ни один из вас не осудит…

Шон Кортни помолчал, зловеще оскалясь и приглаживая усы, в то время как все остальные недовольно загудели, засвистели и принялись стучать десертными ложками о крышку стола. В этой какофонии несчастная жертва густо покраснела и съежилась.

– Однако в этом году перед чемпионатом на Кубок Африки у нас есть и добрая новость, которая сулит нам большие надежды. В результате тщательного расследования было установлено, что среди нас проживает…

Сию же секунду весь зал разразился оглушительным громом аплодисментов, и все головы повернулись в сторону Марка, в то время как сам генерал кивнул и одарил его ослепительной улыбкой. А когда Марк быстро опустил голову, словно попытался от смущения залезть под стол, Шон Кортни закончил:

– Ну-ка, встань, сынок, пусть все на тебя полюбуются.

Марк неуверенно встал, кивнул направо и налево, и только теперь до него дошло, как ловко его заманили в ловушку – заставили благосклонно принимать эти аплодисменты и, следовательно, связать себя определенными обязательствами. В первый раз он своими глазами увидел, как генерал распоряжается судьбами людей и без видимых усилий достигает цели.

Те же мысли, хотя и не вполне отчетливые, одолевали его, когда Марк, стараясь строго выдерживать курс, пробирался от одного фонарного столба к другому. Кто спорит, конечно, было бы гораздо мудрее и безопаснее принять предложение рикши у ворот крепости, когда он часа в два ночи, пошатываясь, вышел на улицу. Однако его недавние, экстравагантно несуразные в ситуации отсутствия трудоустройства расходы на модный наряд не оставили ему выбора в том, что касается средств передвижения. И теперь ему предстояло самостоятельно проделать путь в три с лишним мили во мраке ночи, а его поступательное движение было столь хаотичным и непредсказуемым, что это странствие грозило оказаться довольно долгим.