Уилбур Смит - Падение с небес

– Что ты предлагаешь? – спросил он, заводя золотые часы и кладя их на прикроватный столик.

– Давай поселим его в доме привратника. Возни с этим будет немного, а дом все равно много лет пустует.

– Отличная мысль, – сразу же согласился Шон, нисколько не удивившись. – Он всегда окажется под рукой и сможет работать круглые сутки.

– А вы, оказывается, человек крутой, генерал Кортни.

Шон повернулся к ней и запечатлел на ее губах долгий поцелуй.

– Я рад, что ты это заметила, – прошептал он ей на ушко.

Руфь хихикнула, словно юная невеста.

– Я вовсе не это хотела сказать, – прошептала она в ответ.

– А давай-ка посмотрим, можем ли мы научить тебя кой-чему такому, что самому мистеру Лоуренсу не под силу, – предложил он.

Заново побеленный и подновленный, обставленный мебелью, которая оказалась лишней в большом доме, этот одноэтажный домик показался Марку настоящим дворцом, тем более что в нем совершенно не обнаружилось тараканов и грызунов. До большого дома было меньше полумили, и рабочий день его стал совсем ненормированным, впрочем, как и у самого хозяина, а положение с каждым днем становилось все более надежным, естественно вписываясь в ритм жизни всего семейства. Круг обязанностей у него был широк. От Марка требовалось писать для Шона речи, собирать разного рода информацию, отвечать на письма и разбираться с прочей корреспонденцией, не столь важной, чтобы к ней прилагал руку сам генерал, а также с домашними счетами… А порой и просто сидеть рядом с Шоном Кортни, когда тому требовался собеседник, который умеет не только внимательно слушать, но и спорить и рождать новые идеи.

Тем не менее у Марка оставалось еще время для любимого занятия: чтения. На полках библиотеки в Эмойени стояли тысячи книг, и Марк пачками таскал их в свой «дворец» и читал допоздна, жадно поглощая все подряд: исторические труды, биографии, сатиру, политические трактаты, произведения Зейна Грея, Редьярда Киплинга, Райдера Хаггарда.

Потом в Эмойени вдруг воцарилась новая атмосфера возбуждения и переполоха: приближалось начало парламентской сессии. А это значило, что все обитатели дома должны сорваться с насиженных мест и ехать чуть ли не за тысячу миль в Кейптаун.

С легкой руки Руфи Кортни эта ежегодная политическая миграция называлась Великим треком [14] Великий трек – переселение потомков голландских колонистов (буров) в центральные районы Южной Африки. . Причем вполне оправданно, поскольку, кроме переезда всей семьи и пятнадцати старших слуг, на новое место переправлялись три автомобиля, дюжина лошадей, вся одежда, серебряная утварь, стеклянная посуда, бумаги, книги и другие не менее важные вещи, которые могут понадобиться для поддержания жизни всех членов семейства на надлежащем уровне в напряженное, длящееся несколько месяцев время социальной и политической активности в стране, когда Шон Кортни и его коллеги занимаются государственными делами. И еще это значило, что дом и усадьба Эмойени будут закрыты, зато откроется дом в районе Ньюлендс, у подножия Столовой горы.

В самый разгар этой лихорадочной деятельности в родные пенаты вернулась Сторма Кортни, завершив свой гранд-тур по Британским островам и континенту; ее и Ирен Лечарс в этой поездке сопровождала мать Ирен. В своем последнем письме к Руфи Кортни миссис Лечарс призналась в том, что она совершенно выбилась из сил, как физически, так и душевно. «Вы представить себе не можете, дорогая, какой страшный груз ответственности лег на мои хрупкие плечи. Мы объехали почти половину света, и везде за нами таскалась целая толпа нетерпеливых молодых людей – американцев, итальянцев, французов, все разные графы, бароны, сыновья богатых промышленников и даже сын диктатора одной из южноамериканских республик. Я все это время пребывала в таком напряжении, что однажды не выдержала и заперла обеих девочек в их комнате. И не сразу обнаружила, что они удрали через пожарную лестницу и танцевали до утра в каком-то неприличном boite de nuit [15] Ночной клуб (фр.). в Монпарнасе».

Как любящая жена, Руфь тактично не стала показывать этого письма мужу, и он с горячим нетерпением отца, слепо обожающего дочь и не подозревающего о ее недавних шальных похождениях, готовился к встрече.

Марка на этот раз не включили в число тех, кто участвовал в семейной суете; сидя у окна библиотеки, он наблюдал, как Шон усаживает жену в «роллс-ройс». Сам Шон нарядился, как жених, в темно-синий костюм с белой гвоздикой в петлице, накрахмаленный до хруста легкомысленный воротничок, пестренький шелковый галстук и лихо надвинул на бровь шляпу. Борода его была подстрижена и вымыта шампунем, в глазах сверкали радостные искорки в предвкушении долгожданной встречи; шагая вокруг машины к своему сиденью, он легко поигрывал тростью.

«Роллс-ройс» с урчанием уехал почти на два часа раньше ожидаемого прибытия в гавань к причалу № 1 почтового парохода. На почтительном расстоянии за ним следовал еще один «роллс-ройс», который понадобится для транспортировки багажа Стормы Кортни.

Марк пообедал в одиночестве в кабинете, потом продолжил работать, но никак не мог сосредоточиться – мешали мысли о грядущем прибытии вереницы машин и долгожданной путешественницы. И когда это наконец случилось, он поспешил к окну.

Сторму он увидел лишь мельком, когда она рука об руку с матерью простучала каблучками вверх по ступенькам парадного входа. За ними сразу же поднялся и генерал, торопливо выстукивая по мрамору концом своей трости и стараясь от них не отстать; он прилагал усилия, чтобы сохранить на лице суровое, жесткое выражение, но рот сам собой то и дело разъезжался в широкой сияющей улыбке.

Марк слышал смех и возбужденное бормотание слуг, собравшихся, чтобы поприветствовать юную леди в вестибюле, и ответный голосок Стормы, придающий новый, веселый оттенок модуляциям зулусского языка, когда она подходила к каждому из них по очереди.

Марк вернулся к раскрытым книгам, но смотреть на страницы уже не мог. Он наслаждался, вспоминая мгновение, когда перед ним промелькнула Сторма.

Она стала еще красивее; раньше он не верил, что такое возможно в принципе, но это случилось. В ней словно бы в чистом виде проявилась сама сущность юной женственности – все ее жизнерадостное изящество, вся сердечность и теплота; гладкая кожа, шелковистые волосы, безупречные формы, изысканная лепка лица; мелодичный, чистый, как звон хрусталя, голосок; танцующая грация движений, горделивая посадка небольшой головы на обнаженных загорелых плечиках.

Марк сидел, погрузившись в свои мечты, остро чувствуя, как изменилась атмосфера всего этого огромного дома, стоило только Сторме войти в него, – дом словно зарядился ее духом, как будто давно поджидал этой минуты.