Уилбур Смит - Падение с небес

– Шесть футов два дюйма.

Марк лишь смутно понимал: происходит нечто для него непостижимое, что не обещает ему ничего хорошего.

– О-о, я всегда считала, что высокий рост красит мужчину.

Сторма уже разговаривала с отцом и смеялась, но, навострив ушки, прислушивалась и к разговору за своей спиной. Гнев безжалостно терзал ее, а она до боли в пальцах сжимала хлыст. Она не вполне понимала, что это с ней происходит, но знала, что с удовольствием ударила бы сейчас хлыстом по рожице этой глупой жеманницы Ирен.

Нет-нет, к Марку Андерсу она не питала никаких чувств, разумеется. Кто он такой, в конце концов, – слуга, наемный работник у нее в Эмойени. Он может сколько угодно корчить из себя идиота с Ирен Лечарс, в другое время и в другом месте она бы и бровью не повела. Просто существуют некоторые вещи, которые делать непозволительно, это касается ее личного достоинства и ее положения, касается ее отца и всего семейства. «Да-да, именно так», – думала она. Со стороны Ирен Лечарс так себя вести – это оскорбительно, ведь она гостья в доме Кортни; разве можно вот так легко и свободно, так бесстыдно кокетничать – и с кем? – наверняка собираясь повести Марка прямой дорожкой к своей горячей… Сторме не хотелось больше развивать эту мысль, но перед ее мысленным взором ярко предстала картина: томно распростертое, обнаженное, бледное и обманчиво хрупкое тело Ирен – и Марк Андерс, который вот-вот… От новой волны гнева ее покачнуло в седле, она уронила стек и быстро повернулась назад:

– Ах, Марк, я уронила свой стек. Будьте умницей, поднимите и принесите его мне, пожалуйста.

Марк оторопел, когда это услышал, причем не столько потому, что его ласково назвали умницей, сколько от очаровательной улыбки, которой его наградила Сторма, и от не менее удивительной теплоты в ее голосе. Он так заторопился исполнить просьбу, что чуть не свалился с седла, а когда подошел, протягивая ей стек, она удержала его подле себя благодарной улыбкой и вопросом:

– Послушайте, Марк, вы не поможете мне наклеивать на чемоданы ярлычки? Осталось всего несколько дней до отъезда в Кейптаун.

– Я с таким нетерпением жду отъезда, – вставила Ирен, подъехав к Марку с другой стороны.

Сторма одарила ее очаровательной улыбкой.

– Это будет так весело, – согласилась она. – Обожаю Кейптаун.

– Еще как весело! – радостно засмеялась Ирен.

Сторма тут же горько пожалела о том, что пригласила подругу целых четыре месяца гостить в кейптаунском доме Кортни. Но она не успела найти язвительного ответа – Ирен отвернулась и наклонилась к Марку.

– Ну садитесь же, поехали, – сказала она и повернула свою кобылу.

– Куда это вы? – всполошилась Сторма.

– Марк согласился проводить меня к реке и показать монумент в том месте, где Дик Кинг пересек реку, чтобы вызвать на помощь английские войска из Грэмстауна.

– Ах, Ирен, дорогая… – Сторма приложила к глазу кончик шарфа. – Кажется, мне что-то попало в глаз. Ты не посмотришь? Нет, не ждите нас, Марк. Идите к вашему генералу. Кажется, вы ему нужны.

И она повернула к Ирен свою маленькую красивую головку, чтобы та помогла ей избавиться от несуществующей соринки в глазу.

Марк с явным облегчением пришпорил лошадь и пустился догонять генерала.

– У тебя тут ничего нет, дорогая, только глаз почему-то позеленел, – сладеньким голоском пропела Ирен.

– Ну ты и сучка! – прошипела Сторма.

– Не понимаю, о чем это ты, дорогая, – отозвалась та.

Пароход «Замок Данноттар» весь дрожал от работы мощных двигателей; он шел на юг по освещенному звездным светом морю, которое казалось огромным куском влажного черного обсидиана; каждая волна шла с таким весомым достоинством, что казалась твердой и неподвижной. И только когда корабль вонзал в нее свой острый нос, она разбивалась и, шипя белой пеной, неслась назад, омывая корпус судна.

Генерал остановился и посмотрел на небо Южного полушария, туда, где среди бесчисленного множества других звезд горел огромный Южный Крест и угрожающе занес свой меч небесный охотник Орион.

– Вот таким и должно быть небо, – одобрительно кивнул он. – Я никак не мог привыкнуть к северному небу. Создавалось такое ощущение, будто Вселенная разлетелась на куски и величественные конструкции мироздания погрузились в хаос.

Они подошли к поручням, чтобы полюбоваться восходящей из моря луной. Когда ее золотистый диск полностью вышел из-за горизонта, генерал достал из жилетного кармана золотые часы.

– Двадцать одна минута после полуночи, – проворчал он. – Луна нынче ночью пунктуальна.

Марк улыбнулся шутке генерала. Впрочем, он знал, что таков его ежесуточный ритуал – заглядывать в свой календарь и отмечать время восхода солнца и луны и лунные фазы. Энергия этого человека выглядела воистину неисчерпаемой.

Они прервали работу всего несколько минут назад, а трудились с самого утра. Марк чувствовал себя выжатым как лимон, мысли путались от долгой и напряженной умственной работы и едкого запаха генеральских сигар, дым которых насквозь пропитал каюту.

– Мне кажется, сегодня мы слегка переработали, мой мальчик, – признал Шон Кортни, словно ухитрился прочитать его мысли. – Но мне очень хотелось как следует подготовиться до того, как мы встанем на якорь в Столовой бухте. Спасибо тебе, Марк. А теперь почему бы тебе не спуститься вниз и не присоединиться к танцующим?

С верхней палубы корабля Марк заглянул вниз, в разрыв прогулочной палубы, туда, где в стройном беспорядке кружились пары. Корабельный оркестр наяривал Штрауса, и танцоры мчались в бешеном вихре, женские юбки развевались, как лепестки экзотических цветов, их крики и смех доносились благозвучным музыкальным контрапунктом бравурной мелодии вальса.

В танцующей толпе Марк отыскал взглядом Сторму Кортни. Это оказалось нетрудно, ее фигура выделялась особым изяществом: отклонившись назад в объятиях партнера, она с упоением кружилась по залу – ее темная прическа блестела в свете ламп, обнаженные плечи сияли золотистым восковым совершенством.

Марк закурил сигарету и оперся об ограждение, продолжая смотреть на нее. Странное дело, в огромных молчаливых пространствах девственной природы он никогда не чувствовал себя одиноким, а здесь, окруженный музыкой, весельем, смехом молодежи, он ощущал глубокое одиночество.

Предложение генерала спуститься и присоединиться к танцующим оказалось непреднамеренно жестоким. В компании богатой молодежи он будет чувствовать себя лишним. Эти люди знают друг друга с детства, они – сплоченная, связанная тесными узами элита, сливки общества; они всегда ревниво смыкают ряды перед любыми чужаками, особенно перед теми, кто не обладает необходимыми требованиями, которые диктуют богатство и социальное положение.