Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Неожиданно план едва не сорвался. Выяснилось, что граф составил завещание. И завещал все не кому-нибудь, а прямой наследнице Сен-Клеров! И откуда она взялась, эта Патрисия дель Торрес, живущая по странному совпадению в Венесуэле? Она была правнучкой девицы Амариллис де Сен-Клер, некогда сбежавшей из дома со своим любовником в Северную Америку. Старый граф, не ладивший со своим двоюродным братом Максименом и прочими более близкими родственниками, как-то ухитрился познакомиться с Патрисией, и она его очаровала… Впрочем, сама она и не подозревала о таком родстве.

Но завещание путало карты Насдака. Он мог рассчитывать на что-то только, если никакого завещания не будет, начнется грызня между наследниками, вот тут-то он и появится со своими «доказательствами». А главное, как Насдаку удалось вынюхать, кроме завещания существовало еще и письмо, адресованное Патрисии, которое ей должны были передать после его смерти.

Помогло второе совпадение — теща Александра служила экономкой у тех самых дель Торресов в Каракасе, и Эстебан, мать которого умерла вскоре после отъезда мужа во Францию, с детства жил с ней. От бабушки он узнал, что маленький сын Стефании Бенито на самом деле внебрачный сын самой Патрисии. Это была удача! Когда Эстебан написал об этом отцу, у того мгновенно созрел план. Шантаж! Под предлогом шантажа Патрисия выманивается в Венесуэлу, где всеми возможными способами удерживается несколько месяцев. Насдак тем временем убивает графа, уничтожает завещание, а письмо Патрисия не получит, и никто не будет ждать ее возвращения — ведь никто понятия не имеет ни о завещании, ни о родстве.

Четыре года назад Эстебан устроился слугой к Стефании, втираясь в доверие и вынюхивая семейные секреты. А потом написал Патрисии первое письмо.

«Уважаемая госпожа де Нартен, вы меня не знаете, зато я знаю вас хорошо…»

Заурядный шантаж, и женщине в голову не придет связать его с малознакомым старым графом, умершим во Франции. И всего-то надо продержать ее здесь пару месяцев. А может быть, и деньги удастся получить, хотя Эстебан и не задавался такой целью.

Ну кто же знал, что старик окажется невосприимчивым к яду, которым потчевал его папашка, и смерть от которого должна была быть неотличима от сердечного приступа! Граф все не умирал, Эстебан замучился придумывать все новые уловки, чтобы удержать Патрисию — то глупая записка, то неожиданный приступ болезни у матери, то новые непонятные требования. Плюс перехваченные и подмененные письма от мужа — пусть думает, что ее никто не ждет дома… Наконец, дело было сделано, этим летом граф умер — и тут эта проклятая статья в газете об экспедиции, и Патрисия срывается с крючка в самый последний момент!

А теперь вот это… Что же делать?.. Эстебан никогда не был силен в стратегии, все планы разрабатывал отец… Да уж, очень вовремя оказалось утреннее заявление хозяйки. А может, рискнуть, отправиться за океан? В конце концов, не глупее же он своего отца… Выпив залпом третью рюмку бренди, Эстебан крепко задумался.

На следующий день отец и сын Терели с утра отправились на станцию и уехали на север. Окончания железнодорожной забастовки в центре страны ждали со дня на день: правительство, очнувшись от спячки, начало наконец принимать энергичные меры, вызванные на помощь войска усмиряли рабочие волнения, кое-где, управляемые военными, уже ходили поезда.

В утро перед отъездом Мими и Серж уединились в садовой беседке. Мими вернулась оттуда с красными глазами. Помахав вслед коляске с уезжавшими гостями, она, запрокинув голову, чтобы скрыть слезы, заперлась в своей комнате.

Просидев у себя весь день, Мими, спустившись к ужину, твердым голосом заявила родителям, что решила ехать в Париж учиться. Франсуа от удивления чуть не подавился яблочным пирогом.

— Мими, дочь, ты серьезно? Что же ты собралась изучать?

— Абсолютно серьезно, папа. Искусства, моду, фотографию… Разве это важно?

— Ну, если ты серьезно, то и я буду серьезно. Сейчас ты ничему начать учиться в Париже не сможешь, уже октябрь в разгаре. А на будущий год — почему бы и нет? Я не возражаю. Только сначала тебе надо закончить школу. В Сен-Тибери есть частный лицей с хорошей репутацией, я напишу им сегодня же. Следующим летом, если не передумаешь, будем говорить опять. Патрис, ты как считаешь?

Патрисия, которая прекрасно понимала, откуда произросло желание Мими, улыбнулась про себя, но лицо ее осталось серьезным:

— Папа прав, Мими. Заканчивай школу, а потом все двери будут перед тобой открыты. Ведь для тех, кто твердо решил, преграды и отсрочки не страшны?

Мими охватила радость от того, что мама знает и сочувствует. Она хотела было обнять ее и несомненно сделала бы это, будь они одни. Но Жюльен… Но Бенито… И девушка ограничилась быстрым взглядом и благодарным кивком.

— А тем временем, как только откроется движение, почему бы нам всем не съездить в Париж и не посмотреть самим, где сейчас можно учиться девушкам? — продолжала Патрисия. Мими не могла уже больше сдерживаться, и даже присутствие брата и дяди ее не остановило: с радостным криком она повисла у матери на шее. Франсуа смотрел на эту семейную идиллию и ничего не понимал.

Все эти дни капитан работал. Сразу после завтрака он затворялся в библиотеке, обкладывался картами, атласами, таблицами, справочниками и писал. Он писал отчет о своей провалившейся экспедиции. Так хорошо начавшейся, так удачно складывавшейся и так позорно и жалко окончившейся. Чем дальше он продвигался в своем отчете, чем дальше уплывали вглубь страниц островки Океании и чем большую часть горизонта заслоняли скалистые и лесистые африканские берега, тем отчетливее он видел перед собой лицо виновника своих бед. Это было совершенно конкретное лицо — с усиками, бородой, пустыми белесыми поросячьими глазками и зализанным пробором. Лицо толстяка с ощутимым верхнегерманским акцентом, неизменной сигарой в зубах и постоянным пивным запахом. Лицо Гюнтера Треплица.

Треплиц, пришедший к нему на корабль как ученый и путешественник, с рекомендацией от Общества, и оказавшийся мерзавцем и проходимцем; Треплиц, приведший в конце концов к бунту, гибели экипажа, потере корабля, уничтожению всех результатов, собранных экспедицией за полтора года плавания; Треплиц, Треплиц, Треплиц… И капитан вкладывал всю силу своей ненависти и презрения к нему в раздел отчета, где описывались причины плачевной судьбы «Пеликана» и его команды.

Через неделю, когда Франсуа закончил диктовать вызванной из города ремингтонистке последние абзацы доклада, а Патрисия и Мими вклеили в его страницы необходимые карты и схемы, почтальон принес две телеграммы из столицы. В одной из них капитан де Нартен в связи с восстановлением регулярного железнодорожного сообщения по всей территории страны и окончанием отпуска вызывался в Министерство Флота для представления отчета на коллегии Министерства. В другой телеграмме Географическое Общество, в лице своего секретаря господина Леона Клоделя, выражало желание заслушать доклад Франсуа о его плавании — сначала на правлении Общества, а при успехе оного также и на публичной лекции для членов Общества и всех интересующихся.