Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

— Здравствуйте, Клод! Как хорошо, что я вас встретила! — обрадовалась Мими. Клод непременно поможет ей!

— Я договорилась насчет работы, нарисовать натюрморт… Вот мсье Плю… — она обернулась к лавочнику, но… того и след простыл! Он нырнул куда-то в узкий проулок и испарился, не попрощавшись!

— Вот странный тип! — удивилась Мими. — Только что он уверял, что ему позарез нужна вывеска, прямо завтра… Похоже, вы напугали его! Жаль — он обещал заплатить целых двести франков!

Клод смотрел на нее со смешанным чувством жалости и облегчения. Как объяснить этой несмышленой девушке, чего на самом деле хотел мнимый лавочник? Просто счастье, что он встретил ее! Надо будет поговорить с Дениз… Вот Дениз, после ее неприятного опыта с Аристидом, уже не была бы такой доверчивой, нужно, чтобы она растолковала Мими — нельзя никуда ходить с незнакомцами, да еще в сумерках, и в такие закоулки!.. Но сам он заговорить об этом с Мими стеснялся.

— Не жалейте, милая Мими. Я знаю этого типа. Он… э… нечестный человек, и наверное хотел вас обмануть, так что двести франков вы все равно бы не получили. Если вам нужны деньги, я устрою вас в мастерскую своего приятеля, портретной натурщицей. Это совершенно порядочный человек, вы сможете подработать и заодно поучиться у него.

— О, спасибо, это было бы отлично! — воскликнула Мими, в душе все же немного жалея, что заказ лавочника оказался пустышкой.

— Скоро Дениз заканчивает работу, не хотите ли прогуляться до ателье — мы бы встретили ее и вместе пошли домой? — предложил Клод.

— Конечно, пойдемте.

И они пошли по синеющим улицам и бульварам, разговаривая о живописи, тонах, тенях, перспективах и колоритах. Вернее, говорил Клод. Рассказывал и о своей будущей выставке — опасениях, надеждах… А Мими слушала и впитывала, как губка.

А вот и ателье. Дениз и в самом деле скоро вышла и обрадовалась, увидев Мими и Клода. Она с наслаждением расправляла плечи, уставшие за день от сидения в согбенном состоянии, вдыхала прохладный вечерний воздух с запахом опавших листьев и радовалась жизни.

— Дорогая, вы не забыли про объявление в газете? Сегодня я заходил к адвокату, пытался разузнать, как и что. Но он был непоколебим: никаких сведений никому, кроме мадмуазель Каркассонн, и то после предъявления метрического свидетельства! У вас есть метрика?

— Нет, — растерялась Дениз. — Откуда? Она осталась у тетки, ведь я сбежала совершенно неожиданно… Как же быть?

— Да, это задача. А вы не можете потребовать у нее метрику? Ведь она нам понадобится и для заключения брака!

— Не знаю, не хотелось бы… — погрустнела Дениз. — Будет скандал… Тетка станет кричать и призывать деву Марию, а метрику может и не дать. Что же нам делать?

— Есть еще один выход. Вы можете заявить в мэрию Монпелье, что утеряли метрику. Там справятся в архивных книгах, что есть такая запись о вашем рождении, и выдадут копию.

— Но для этого мне надо поехать туда! А как же работа? Вряд ли мсье Арман будет доволен, если я, едва успев начать работать, стану отпрашиваться, да еще так надолго… Ведь венчаться нам еще не скоро… — она засмущалась.

— А может быть, сначала написать письмо этим сестрам… сестрам… как их, Дениз?

— Мальвине и Опунции? Да, это можно. Они добрые старушки, пожалуй, если попросить их не говорить тетке обо мне, то можно.

Так и порешили.

Клод в самом деле устроил Мими натурщицей к своему приятелю Симону. Несколько дней она прилежно позировала ему, стараясь не дышать, а потом с робким восхищением смотрела, как на холсте возникает ее головка. Слегка испуганная, с широко раскрытыми глазами, девушка сидела у окна, залитая осенним солнцем.

Мими была внове манера письма Симона — он как бы собирал картину из мелких точечек, так что вблизи она скорее напоминала рой золотых и синих мошек, но стоило отойти — и появлялся объем и свет. Симон рассуждал, что важнее не способ письма, а психология! Что настоящий художник — вовсе не тот, кто умеет рисовать «похоже», а тот, кто умеет схватить настроение, раскрыть характер, сказать что-то новое:

— Похоже — это для вашего приятеля из бакалеи!

Мими грустно вздыхала. Ей очень хотелось стать настоящей художницей. Рисовать похоже она умеет! И точечками тоже непременно попробует! А вот сказать что-то новое, проникнуть в душу — сможет ли она?

Тем не менее, она пыталась узнать все: и как грунтовать холст, и как растирать краски, и про дополнительные цвета, и как организовывать пространство в картине. Она впервые слышала все это, а после этих бесед снова шла на бульвары и смотрела на картины уже новыми глазами. И видела там намного больше, чем раньше! А через пять дней Симон торжественно вручил ей 50 франков, 25 из которых он тайно получил от Клода. Проблема билета была решена!

Теперь вечерами, сидя под платанами на бульварах или у дешевых кафе на набережной Сены, Клод и Дениз планировали, как потратят деньги. Надо купить квартирку, ведь плата за наем — сущее разорение!

— Можно приобрести много хороших холстов и красок, — радовалась Дениз, — можно отказаться от денежных, но неинтересных для художника заказов!

— Нет, — возражал Клод. — Сначала надо купить вам шубку и всякие принадлежности для хозяйства, а может быть, даже и нанять прислугу, чтобы занималась кухней и уборкой. Не хочу, чтобы у моей жены были обветренные и загрубелые от стирки руки! Да и работу в ателье тоже можно оставить.

— Ни за что, — не соглашалась Дениз. — Я не хочу сидеть дома. Не всегда я буду обметывать петли — я хочу проектировать фасоны, придумывать фантастические туалеты и шляпки! А лучшая школа — это работа.

Одним словом, планов было множество, один другого практичнее. Но как-то вечером, сидя в мастерской за кофе, они перелистывали иллюстрированный журнал, и среди рекламы увидели невыносимо синий клочок моря, склоненные пальмы на желтом песке и оранжевых женщин в странных волосатых юбочках и с веночками на головах:

Таити!

Бюро путешествий предлагало круиз на Таити! Дениз случайно глянула в глаза Клода, и вопрос, как потратить деньги, для нее решился быстро и просто.

Мальвина уже устала лущить орехи, в изобилии созревшие в этом году на их единственном дереве, росшем позади домика. Однако, согреваемая мыслью о печенье и тортах, которые можно будет испечь в зимнюю пору, продолжала аккуратно раскалывать скорлупу и отделять сочные ядра. За треском орехокола (тот был сделан похожим на смешного щелкунчика) она не расслышала стук молоточка возле калитки.

— Стучат, Мальвина! — крикнула сверху Опунция. — Открой, пожалуйста, у меня все руки в нафталине!

Опунция вытаскивала из сундука в спальне их зимние салопы. Мальвина отерла руки передником и вышла — стучал почтальон.