Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Первым вскочил задать вопрос Живерни (Мими сразу узнала журналиста), потом подключились другие репортеры и Франсуа едва успевал отвечать. Вопросы сначала не очень интересовали девушку, но постепенно атмосфера в аудитории начала накаляться. Франсуа спросили о причинах гибели корабля.

— Господа, я говорил уже и скажу еще раз: единственной причиной потери парохода «Пеликан» являются действия немецкого самозванца и авантюриста, представившегося профессором Треплицем. Если бы не он, то еще несколько месяцев назад «Пеликан» со всей командой на борту ошвартовался бы в Марсельском порту. Но, увы, непоправимое совершилось и живы остались лишь мы трое: ваш покорный слуга, мой первый помощник лейтенант Жан-Поль Круво и младший помощник Морис Симар. — При этом Франсуа показал рукой в публику на Марена. — Все остальные матросы героически погибли.

— Капитан, известно ли вам местопребывание Гюнтера Треплица?

— Нет, неизвестно. Этот германский проходимец бесследно скрылся.

Из-за стола поднялся мужчина с лихо закрученными усами (это был секретарь Общества Клодель):

— Господа, я уполномочен заявить, что Географическое общество возбуждает судебный иск против Гюнтера Треплица. Мы обвиняем его в подделке документов, незаконном вмешательстве в работу, осуществлявшуюся по приказу Правительства, нанесении крупного материального ущерба Французской Республике.

Аудитория загудела.

За ним встал моряк в красивой форме с пышными погонами:

— Я со своей стороны хочу подчеркнуть, что никакие происки иностранных авантюристов не смогли и не могут подорвать патриотический дух французских военных моряков. Присутствующий здесь героический капитан де Нартен — живое тому свидетельство!

«Да здравствует де Нартен — капитан французов!» — закричал мужчина в длинной блузе совсем рядом с Мими. Передние ряды подхватили возглас, толпа вскочила на ноги, загудела.

«Ура! Ура де Нартену! Да здравствует Франция!»

Публика с задних рядов уже снесла барьер и бежала вниз. Франсуа подхватили на руки, понесли по проходу, через вестибюль, на улицу, откуда-то появились огни… И вот уже не толпа, но демонстрация, факельное шествие стремилось по широкой улице, направляясь к набережной.

Мими затолкали, оттерли. Она потеряла из вида маму, потеряла Марена, но все бежала и бежала следом, стараясь только не отстать, не отстать, не отстать от толпы, только не потеряться снова.

Нового обладателя титула Сен-Клеров так и не нашли. Экскурсии по замку прекратились. Сад, лишенный заботы, потихоньку приходит в дикость. Ворота и парадная дверь почти скрылись под зарослями плюща. Внутри замка, на его парадной лестнице, если удастся заглянуть туда, можно увидеть портрет молодой черноволосой женщины в белом платье с цветком, вплетенным в прическу. Этот портрет последний управляющий замка мистер Хьюго к своему удивлению нашел в подвале и, решив, что сырое подземелье не лучшее место для хранения картины, распорядился перевесить ее поближе к остальным портретам.

Замок упорно хранит тайну своего истинного владельца. И можно только надеяться, что внезапно вырастет под высоким стрельчатым окном невянущий куст волшебных цветов, и забьет из-под его корней чудесный источник, и будут прилетать к нему веселые синие птицы, и в светлые от его сияния ночи рядом с ним будет чудиться неясный образ смуглой красавицы с лиловым цветком в непослушных волосах.

…кто ты? — захотим мы спросить, и послышится сквозь треск цикад, и шорох крыльев ночных птиц, и шелест листьев тихий смех: «Зови меня Амариллис!» — и нет никого, только сиреневый туман сгустится над цветами, а потом и он развеется легким порывом ветра…

Дорогая Кларинда!

Пишу тебе, находясь в смятении чувств, мне хочется поделиться с тобой, моей единственной подругой, самым необычайным событием в моей жизни.

Расскажу все по порядку, как оно было и как свершилось то, что должно было свершиться по воле Провидения.

В прошлом месяце мы с тетушкой Камиллой отправились в Монпелье запастись тканями и кружевом для надобностей наших летних туалетов. В магазинах и модных лавках задержались мы несколько дольше, чем следовало, и потому решили сократить дорогу домой, дабы успеть засветло, и для сего поехали через рощу. И вот на узкой лесной тропе, где с трудом могла проехать наша карета, неожиданно грянул выстрел охотника! Лошади понесли, и старый Матье, наш кучер, не мог с ними справиться. Мы не на шутку перепугались и обмерли, ведь на узкой лесной дороге мы то и дело могли разбиться насмерть о дерево, но тут навстречу вихрем вырвался отважный всадник, который и остановил нашу карету. Это оказался молодой американец Раймон Пикар, владелец плантаций в Новом Орлеане, который приехал во Францию постигать экономические науки. Перепуганная тетя Камилла в благодарность за спасение сочла нужным пригласить его в наш замок.

И он приехал, дорогая Кларинда. Моя почтенная матушка также была ему весьма благодарна за спасение дочери и встретила его приветливо, как и подобает, хотя он человек совсем не нашего круга, даже не дворянин. Тем не менее Раймон оказался весьма воспитанным и образованным молодым кавалером, и его светское обращение могло выдержать всякую критику. Я заметила, что на протяжении трапезы он часто смотрел на меня, да и он мне очень понравился. Мне захотелось, чтобы новый знакомый бывал у нас, но когда к нам изволил спуститься батюшка, он так сухо и высокомерно поблагодарил господина Пикара, что я поняла — этому не бывать. Даже хуже: батюшка предложил вознаградить его за благородный поступок! Раймон вспыхнул, но, увидев мой умоляющий взгляд, сдержался, вежливо отказался от награды и откланялся. Мне было очень стыдно за батюшку, поэтому я догнала Раймона в саду и сказала, что мы с матушкой просим завтра у нас отужинать, так как знала, что батюшка завтра уезжает в Авиньон, а матушка слаба к моим уговорам и слезам. Он хотел было отказаться, но… в общем, он согласился.

Я спросила позже матушку, почему батюшка был так неучтив к нашему гостю и спасителю. Оказалось, что матушка сама не понимает, почему батюшке отказали присущие мужчинам нашего рода такт и галантность, но думает, что виной всему плохие новости с театра военных действий — батюшка в тот день изволил сильно ругать маршала Мюрата за его нерешительность и непозволительную мягкость к мадридским инсургентам.