Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Повисла неловкая пауза. Дениз зажала рот ладошкой. О, бедная мадам Роже! Неудивительно, что она такая строгая и немногословная.

— Пойдемте, Дениз. Я голоден как зверь, на свежем воздухе разыгрывается дьявольский аппетит! — к Гастону уже вернулось его обычное самообладание. И они поспешили к автомобилю.

— …И, пожалуй, на сегодня это все.

С этими словами Гастон отложил карандаш и устало откинулся на спинку кресла. Предзакатное солнце бросало сквозь шторы свой отсвет на корешки толстых книг и географические карты, а в крышечке чернильного прибора сидел золотистый зайчик. Дениз допечатала последний счет и закрыла машинку специальным чехлом. Сложив документы в аккуратную стопку, она подошла к Гастону и ласково запустила руки в его шевелюру. Он обнял ее за талию и закрыл глаза.

— Куда мы сегодня пойдем?

— Куда хотите… Но может быть, вы устали и хотите отдохнуть?

— Устал, конечно. Но проветриться необходимо — после всех этих посиделок в прокуренных залах я просто мечтаю о прогулке с тобой на свежем воздухе.

— Может быть, мы просто покатаемся по бульвару Нотр-Дам и посидим на набережной в кафе?

— Отлично! Только непременно возьми перчатки и шаль.

— Сказать Раулю, чтобы подавал авто через полчаса?

— Лучше через час, — сказал он серьезно и посмотрел на нее. Дениз засмеялась.

Дениз уже вполне освоила искусство машинописи и теперь вникала в тонкости делопроизводства: письма, рекламации, счета, деловые встречи Гастона занимали все ее дни, и обо всем надо было помнить, все успевать… По вечерам она валилась с ног, но это была счастливая усталость: из беспомощной растерянной девчушки она становилась самостоятельной женщиной, от нее зависело, чтобы письма Гастона были напечатаны грамотно, его счета хранились в надлежащем порядке, чтобы он не опаздывал на важные встречи, и вообще жизнь ее была полна смысла. Тем более что она почти не расставалась с Гастоном: господин Труссарди, бывший раньше его секретарем, был теперь поименован референтом и вел дела, связанные с поездками в другие города, а вся кабинетная работа постепенно перешла к Дениз.

Гастон терпеливо объяснял ей основы ведения дел, мадмуазель Шаброль преподавала таинства скоростной машинописи, и Дениз старалась изо всех сил.

Для размышлений оставалось не так уж много времени. Дениз теперь с улыбкой вспоминала, какой беззаботной ей представлялась раньше жизнь богатых людей: сплошные прогулки, балы, катания на яхтах и пикники. На деле эта жизнь оказалась наполненной тяжелым трудом, нервотрепкой и постоянной спешкой. «Кто же тогда заполняет курорты, яхты, теннисные корты и прочие увеселительные места? — дивилась Дениз, видя, как загружен Гастон и как он устает после ежедневных неотложных дел. — Наверное, единственные, кому живется по-настоящему беззаботно — это жены богатых людей», — думала она.

Хотелось ли ей стать женой Гастона? И да, и нет. Раньше она представляла себе любовь как бурную страсть с пылкими клятвами и кипением страстей. Но все вышло совсем не так… Она полюбила его всей силой своей юной неприкаянной души, как только можно полюбить первого человека, который разглядел в ней одинокую девочку, не знавшую душевной теплоты. Правда, он не был молод, но это с лихвой возмещалось его деликатностью, безупречными манерами, спокойной и сдержанной нежностью.

Только однажды Гастон потерял самообладание, все спокойствие и уверенность слетели с него, обнажив страдание и страх: это было, когда Дениз захворала, и он решил, что у нее инфлюэнца. Он поднял на ноги половину марсельских врачей и не успокоился, пока ей не стало лучше.

Совершенно новое для нее чувство, что она кому-то нужна, буквально заставляло ее летать. Сознание, что она нужна такому интересному, умному и значительному человеку, наполняло ее гордостью. Но вот хотела ли она за него замуж? Вообще говоря, конечно, да. Но в этом трудно было признаться даже самой себе. А кроме того, став его женой, она должна будет оставить работу, а она так упивалась новым и прекрасным ощущением значительности — ходить с блокнотом, в строгом костюме, ловко печатать на машинке, направлять посетителей и отвечать на вопросы — это вам не пыльные веночки вертеть!

Да кроме того, Гастон и не предлагал ей этого. Хотя своего глубокого чувства он не скрывал. Как-то во время воскресного посещения аэродрома она все-таки собралась с духом и спросила, нельзя ли ей хоть немножко полетать на аэроплане. Гастон ответил с неожиданной жесткостью:

— Совершенно исключено. Это слишком опасно, и не будем больше говорить об этом, дорогая.

В автомобиле по дороге домой, видя, как она огорчилась отказом и его резким тоном, он сжал ее локоть и сказал мягче:

— Вы — самое дорогое, что у меня есть. Я не могу доверить вас этим летающим этажеркам. Скорее я полетел бы сам, но и в этом не вижу пока никакой надобности. А если что-то случится с вами — моя жизнь будет кончена.

— Мы могли бы полететь вместе! И если суждено погибнуть — вместе разобьемся…

— Сейчас мне как никогда хочется жить, — сказал он очень серьезно и прижал ее руку к своей щеке.

Но о браке он не заговаривал. И она, конечно, тоже. Впрочем, ее устраивало нынешнее положение: она жила в его доме, училась, работала у него, в свободное время они выбирались то в театр, то в ресторан, то на прогулки. Иногда он приходил к ней ночью, иногда просил остаться у себя в спальне, и это было прекрасно… Эта сторона жизни тоже вселяла в нее сладкое и щемящее восхищение. Ужасы мадам Кати совершенно не имели к этому отношения. Между ними все было естественно и целомудренно. Все тонкости науки любви, которым постепенно и нежно обучал ее Гастон, казались ей само собой разумеющимися между теми, кто любит, и не могло в этом быть решительно ничего постыдного и грязного…

Так можно было бы жить всегда… Дениз не интересовало богатство Гастона, он давал ей все, что нужно для счастья — а нужно было ей, девочке из предместья, бедной цветочнице, не так уж много. Формальная сторона брака также не особенно ее волновала. Главное — быть с НИМ вместе. Правда, в последнее время он часто бывал мрачен и озабочен, Дениз объясняла это усталостью. Но появилось одно обстоятельство, которое грозило разрушить эту ее новую жизнь… У нее появилась Тайна.

…В этот вечер он был как-то особенно нежен. А когда, основательно нагулявшись, они уселись за столиком открытого кафе на набережной Сен-Лоран, откуда открывался чудесный вид на вечернее море и порт, он взял ее за руку и сказал:

— Дорогая, нам надо поговорить.

— О, почему так серьезно?

— К сожалению, да. Это серьезно. Нам лучше расстаться.

Дениз показалось, что она ослышалась. Скопление вечерних огней и их отражений в заливе задрожало и расплылось — мир, только что бывший таким прочным, распадался на куски, как детская мозаика. Расстаться? Как это? почему? разве это возможно?..