Дарья Иволгина - Новгородская ведьма

Эти длинные монологи Харузин произносил по нескольку раз на дню. Лавр выслушивал его молча, не перебивая. Он хорошо понимал своего друга и уважал его еще больше. Одно дело — когда испытаниям подвергается человек сильный, могучий, заранее готовивший себя к непримиримой схватке с жизнью («Конан», по выражению того же Сванильдо). И совсем другое — когда стойкость являет человек домашний, избалованный, изнеженный, совершенно не предназначенный для активной жизни.

Естественно, об этих мыслях Лаврентия Харузин даже не догадывался. Оно и ни к чему. Так что Харузин продолжал жаловаться, а Лавр — то слушал, то высказывался «с духовной точки зрения». Рассказывал жития святых, коих знал великое множество. Обсуждал проблему бессмертия души и предстоящего суда.

В начале четвертого дня их сидения Харузин вдруг понял, что Лавр незаметно готовит его к смерти. Учит правильному отношению к переходу от земного бытия к неземному.

Сергей прямо спросил:

— Ты думаешь, мы помрем?

— Почти наверняка, — ответил Лавр. — Не сегодня, так завтра. Они стали собираться. Слышишь? Сегодня голосов больше.

Харузин прислушался. Действительно, в лагере гудели громче, многолюднее.

— Боишься? — спросил товарища Лавр.

— Не знаю, — подумав, честно отозвался Харузин. — Мне как-то во все это слабо верится…

Небольшой отряд устроился в овраге, не доходя двадцати шагов до лагеря. Впереди были видны высокие костры, на фоне яркого пламени метались черные тени, которые казались странно изломанными, искаженными — словно издевающимися над естественными очертаниями человеческой фигуры.

Эти силуэты выглядели зловеще и вместе с тем жалко, гротескно.

Как будто кто-то невидимый постоянно и жестоко дергал их за веревочки, заставляя плясать и встряхиваться.

Чуть высунувшись из оврага, Флор считал: «Трое… четверо… вон там пятый… шестой…»

— Как ты их различаешь? — удивился один из стрельцов. — Они же все одинаковые!

Флор повернулся к нему, болезненно щуря глаза.

— Это для тебя они одинаковые, — проговорил он, — а я их всех вижу по-разному… Вон те две — женщины, довольно молодые, очень злые, драться будут яростно. Похотливые курицы.

— Курицы? — шепнул Вадим.

— Страшнее куры птицы нет, — серьезно ответил ему Флор. — Ты когда-нибудь видел, как цыплята друг друга до крови клюют?

— В фильме «Карнозавр», — сказал Вадим. — Там из курицы делают динозавра, и она дает всем прикурить.

Его никто не слушал, и Вадим был рад этому обстоятельству: он очень нервничал и явно нес чепуху.

Флор продолжал подсчитывать количество врагов. «Бинокль бы ему», — подумал Вадим. Однако «медвежонок» и без бинокля разбирался, что к чему.

— Там приблизительно двенадцать человек, — сказал он наконец, завершив наблюдение и усаживаясь на дне оврага. — Глаза болят, — пробормотал Флор, прикрывая их ладонью. — Так и скачут черти на красном фоне… Ровно в аду побывал.

«А ведь похоже, — мелькнуло у Вадима. — Только адским мукам подвергать здесь собираются ни в чем не повинных людей, Лаврентия с Серегой».

— Ты же их вроде бы точно разглядел, — сказал один из стрельцов нервно.

Флор поднял на него взор.

— Тех, кого увидел, тех разглядел. Но могут быть и такие, кто прячется. Будем считать, что там человек пятнадцать. Из них почти все бабы. Теперь вот что, братцы. Эти бабы опаснее любого мужика, о чем надлежит помнить. Самые жуткие — молодые и тощие. Если они дьяволу предались, то от них можно ожидать чего угодно. Сильная женщина и пырнуть ножом в состоянии, и ногтями в глаза вцепится — ослепит, и просто может такую боль тебе причинить, что пожалеешь — зачем на белый свет родился. Поэтому биться с ними всерьез, без пощады, и не смотреть, что ручки у них тонкие, а личики лилейные. Это понятно?

Люди переглянулись.

— Не знаю я, — промямлил один из стрельцов. — Поднимется ли рука…

— Пытать Наталью Фирсову рука поднялась, — сказал Флор. — А она не только женщина — она еще и не виновата была. Эти же…

— Он прав, — сказал Вадим. — Женщина может быть очень опасной. Вот там, где я живу, — там женщины наравне с мужчинами. В некоторых армиях женщины служат, была даже адмиральша. То есть, женщина-адмирал. Американка. Ну, вам не понять… В общем, я хочу сказать, что у нас женщины бывают и убийцами, и наемниками, и солдатами, и офицерами… командирами. И убивают их, и казнят совершенно наравне с мужчинами.

— Откуда ты родом, коли у вас все с ног на голову поставлено? — удивился стрелец.

— Неважно… — отмахнулся Вадим. — Ты просто мне на слово поверь. Я знаю, о чем говорю. И эти ведьмы — они такие же. Они своим женским обличьем прикрываются, чтобы вас с толку сбить. А на самом деле — опаснее любой гадюки ядовитой.

На миг в голове у Вадима нарисовалась картинка из одного старого, весьма наивного сочинения о ниндзя. Эта книжка была отпечатана в начале перестройки, когда литература лепилась любая, с обезоруживающими опечатками, грамматическими ошибками и вопиющими к небесам иллюстрациями.

Книжка завалялась на даче и неожиданно явилась из-под залежей старых кофт и платков. На картинке были изображены: самурай с разинутым ртом и падающим из руки мечом и страхолюдина-ниндзя, которая резким рывком раздергивает на плоской груди кимоно. Подпись: «Женщина-ниндзя ошеломляет противника».

Ну вот почему перед сражением обязательно посетит человека какая-нибудь ерунда? Может быть, для того, чтобы ему не так страшно было?

А Вадиму было страшно. Он даже не собирался таить от себя этого обстоятельства. Бесноватые бабы — отменный противник для нервного человека. Того и гляди, ударится в бегство.

Отступать было невозможно. Да и оставить Флора, не пойти с ним выручать друзей — немыслимо.

— Идем, что ли, — сказал Флор просто. — Отец Онуфрий и один из стрельцов — вы подходите слева, отец Авраамий и второй стрелец — справа. Мы с Вадимом бежим прямо на костры и отвлекаем их на себя. Рубите без пощады.

— Святые отцы же не будут никого рубить, — прошептал Вадим на ухо Флору.

— «Святыми» отцов не называй, — ответил Флор. — Не принято. В этом деле и молитва не помешает.

Вадим не слишком-то верил в силу молитвы. Все-таки это какое-то… нематериальное. Тоже мне, работа! Бормочи «иже еси на небеси» — и тут же тебе почет и уважение.

— Молиться — эдак и я могу, — сказал Вадим.

Флор покосился на него:

— Да? А ты попробуй! Вот когда вбежим в лагерь и начнем там этих ведьм сокрушать — просто подумай про себя: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня, грешного!». Вот только эти слова. Или просто «Иисусе, помилуй». Это и будет молитва. Проверишь, каково это и легко ли.

«Читать мантры во время сражения, — соображал Вадим. — В той же книжке про ниндзя что-то такое было. Удивительно, что она вспомнилась! Ну что ж, попробую. Если ниндзюки то же самое советуют, значит, дело стоящее».