Владимир Сназин - Доктор Постников

– Готфрид, – разглядывая внутренность печи, проговорил Петр, – печь такая толстая, а огонек фитиля очень слабый, как же он смог так сильно нагреть ее?

– Смотри! – Готфрид убрал от стен печи полукруглые глиняные пластины. Петр увидел, что пламя фитиля заколебалось и, казалось, вот-вот потухнет. Но затем огонь выровнялся и стал увеличиваться.

– Пламя разгорается сильнее, – комментировал Петр, наблюдая за огнем.

– Смотри дальше.

Вдруг порыв воздуха со дна печи резко отклонил пламя в сторону, и от него вспыхнул другой фитиль. Через секунду загорелся еще один, потом еще…Огонь в печи распространяется сам собой, поджигая все новые и новые фитили.

– Это какое-то колдовство, Готфрид, – восторженно воскликнул Петр.

– Нет тут никакого колдовства, – усмехнувшись, сказал друг. – Видишь эти дырки? – Он показал на ряд отверстий разного диаметра в самом низу по окружности печи.

– И для чего они?

– Наблюдай за огнем. – Он взял пластины и закрыл ими все отверстия. – Что ты видишь?

– Фитили гаснут.

– Смотри еще. – Готфрид убрал все пластины. В топке загудел ветер, и уже разогретые фитили все разом вспыхнули ярким пламенем.

– Ух ты, я никогда не видел такой печи, – вставая с корточек, сказал он и, потянув носом, вдруг спросил: – Странный какой-то запах… Как будто свежей рыбой пахнет.

– Этот запах идет от кувшина с фитилями.

– От кувшина? А что в нем?

– Эта печь работает на низшей фракции льняного масла. Поэтому при сгорании оно выделяет запах свежей рыбы. На мой взгляд, он приятнее, чем в рыбном ряду на торгу.

К этому моменту тигель уже нагрелся, и на поверхности сероватой пасты появились первые мелкие пузырьки. Готфрид взял деревянную палочку и стал медленно перемешивать пасту.

Глядя на тигель с пастой, Петр хотел что-то спросить, но Готфрид жестом его остановил:

– Молчим, сейчас все внимание на тигель, отвлекаться нельзя. Нужно убавить огонь, иначе вода быстро выкипит и мазь станет сухой и малопригодной для лечения.

– Что надо сделать, скажи? – возбужденно спросил Петр, готовый выполнить все, что скажет его друг.

– Ничего, только внимательно наблюдай за огнем. – Он взял одну пластину и закрыл несколько отверстий на одной из сторон печи.

– Посмотри, сколько фитилей горит, – попросил он друга.

Петр присел на корточки и стал напряженно смотреть в топку. Он посчитал фитили – их было тринадцать штук.

– Что происходит с огнем? – спросил Готфрид, продолжая перемешивать уже сильно размякшую массу.

– Пока ничего, горят все, – с готовностью ответил Петр. – Хотя нет, – добавил он через секунду, – похоже, огонь ослабел и стал колебаться, теперь опять выровнялся, но только в середине, а крайние фитили то гаснут, то снова вспыхивают. Вот, четыре крайних погасли.

– Мало, – сказал Готфрид. Он взял другую пластину и закрыл несколько отверстий другой стороны печи.

– Еще четыре погасло.

На этот раз с противоположного конца комнаты раздался недовольный скрипучий голос аптекаря:

– Готфрид! Если этот юнец не понимает, что кокторий – место священное, которое требует тишины и внимания, то тебе должно быть понятно…

– Прости, учитель, мы просто увлеклись, Петр первый раз… – Но аптекарь его уже не слушал, он отвернулся и вновь погрузился в свои опыты. Готфрид подал знак Петру, чтобы он не шумел. Он деревянной палочкой нанес мазь на палец и попробовал растереть.

– Хорошая мазь! – едва слышно прошептал он. – Впитывается очень хорошо, на коже осталась совсем небольшая пленка, наверное, чуть переложил гусиного жира, но это даже хорошо, кожа мягче будет. – Готфрид клещами снял тигель с печи и поставил его для охлаждения на подставку. – Пойдем.

– Можно я попробую? – нетерпеливо спросил Петр и хотел пальцем ковырнуть мазь.

– Я бы не рекомендовал наносить мазь на грязную кожу. Она очень хорошо всасывается, а вместе с ней в рану может попасть и зараза. Если помнишь, доктор Блюментрост велел нанести ее на распаренные руки.

– Да, – согласился Петр.

Молодые люди вышли из алхимической палаты и подошли к столу-прилавку.

– Подожди здесь, у комода, – сказал Готфрид и скрылся за дверью чулана. Спустя несколько минут он вышел, держа в руках небольшую стеклянную резную баночку с притертой пробкой.

– Ну вот, мазь остыла. – Готфрид поставил тигель на прилавок, взял баночку, подошел к весам и достал из ящика прилавка небольшую деревянную коробку с разновесами. Потом поставил баночку на чашу весов и стал подбирать гирьки для выравнивания чаш.

– Какая точность, – удивился Готфрид, – ровно три четверти фунта. Будь любезен, подай тигель с мазью.

Петр подал. Готфрид палочкой почти под горлышко заполнил баночку мазью, уплотнил пробкой и снова взвесил.

– Так, – растягивая слова, проговорил он. – Тебе отпущено мази, – аптекарь-алхимист задумался и, совершив в уме несложный математический расчет, добавил: – два фунта и три унции.

Затем взял рецептурную книгу и под прописью рецепта записал: «Согласно прописи ректора лекарской школы Аптекарского приказа доктора Блюментроста, ученику лекарской школы Аптекарского приказа Петру Постникову выдано для лечения рук по прописанному рецепту: (см. выше), мази два фунта и три унции в стеклянной таре. Вес тары – три четверти фунта. Возврат тары обязателен».

– Подпишись, – подавая перо Петру, сказал Готфрид.

– Ну вот и все, больше я тебя не задерживаю, иди домой отдыхай. И он по-приятельски похлопал Петра по плечу, – Жду тебя завтра в два часа дня, не опаздывай.

Петр медленно подошел к калитке своего дома. Постоял и только хотел стукнуть молотком в чугунную доску на калитке, как услышал глухое гортанное рычание сначала одного, затем другого пса. За забором послышалось шлепанье лаптей по талому снегу.

– Глашка, мать твою ети, – раздался голос Миколы. – Куды ты, паскуда, опять дрын мой подевала?! – И шаги удалились в сторону сарая. Петр прислушался. За калиткой не было никакого движения, но он, привычный к повадкам своих собак, знал, что оба испанских молосса стоят точно напротив него и повторяют любое его перемещение.

– Да за сараем твоя дурацкая палка стоит, – крикнула Глашка на бегу. – Чуть ноги себе об нее не обломала.

И было слышно, как она вбежала на крыльцо. Петр слабо стукнул в чугунную доску. Псы, подойдя к калитке, устрашающе зарычали.

– Кого еще нелегкая несет? – приблизившись к воротам, грубо проговорил Микола.

– Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй ме… – произнес Петр.

– Аминь, – ответил Микола за забором. – Если ты добрый православный христьянин, то подь к щели так, чтоб я тебя мог видеть, – добавил он и, взяв палку двумя руками, припал глазом к щели между воротами.