Владимир Сназин - Доктор Постников

– А как же так, ведь доктор Блюментрост главный, он же ректор, почему он сам не пустил кровь? – спросил Петр.

– Европейские доктора сами никогда не делают хирургических операций. Еще в университете они дают клятву Гиппократа – ни в коем случае не делать сечения у больных, а предоставлять это людям, занимающимся таким делом – цирюльникам. Вот поэтому ни один доктор не преподает хирургию и не вскрывает нарывы, они лишь назначают лекарское снадобье для питья, промывки, компрессы или делают лечебные клистиры. В Европе даже врачи-анатомы никогда сами не проводят вскрытие трупов, поручают это также своим помощникам или цирюльникам.

– Да, но ведь фон Гаден тоже доктор…

– Да, он доктор, но не учился в Европейском университете, не давал клятвы, он бывший цирюльник.

Петр от удивления открыл рот:

– Как же так, он же лейб-медик нашего государя Федора Алексеевича?

– Знаешь что, пойдем, пока доктор фон Гаден не написал на нас с тобой челобитную. А как он стал лейб-медиком, я тебе расскажу потом.

Когда они зашли за занавесь, доктор сидел, подперев рукой голову и сосредоточенно о чем-то думал.

– О, Готфрид, – встрепенувшись, сказал он, увидев немецкого юношу. – Хорошо, что ты здесь, твоя помощь мне тоже понадобится. Мой друг Яган уже пришел?

– Точно не знаю, но вчера перед моим уходом из первой аптеки прислали от доктора рецепт на срочное изготовление эфирного масла… На рецепте стояла подпись боярина Василия Васильевич Голицына. И учитель сказал, что будет еще долго работать, потому что у него не получается какой-то эфирный дистиллят…

– Да, – протяжно проговорил фон Гаден, – мой друг Яган всего себя отдает служению нашему государю Федору Алексеевичу. Эй, мужик, – позвал доктор стоявшего в стороне сторожа, – поди в алхимическую палату, посмотри, пришел ли аптекарь Гутменш и, если он на месте, попроси его подойти в докторскую палату.… А ты, Готфрид, будь любезен, принеси сюда рецептурную книгу и указную тетрадь, они нам понадобятся. Пожалуй, начнем, – сказал он и, повернувшись к Петру, добавил: – Давай, Постников, зови на осмотр первого страдальца, но только из тех, которых вчера назначил доктор Блюментрост, хирургических. Всех с нутряными болезнями отводи в сторону, пусть дожидаются доктора Зоммера или Захария ван дер Гульста…

Петр было сорвался, чтобы бежать выполнять поручение, но тут же в растерянности остановился:

– Учитель, как отличить хирургическую болезнь от нутряной?

– Хирургическая болезнь всегда видна. Нутряная невидима.

Петр вышел в зал и подошел к толпе больных. В зале было человек пятнадцать, но не все они ожидали приема врача, некоторые пришли купить лекарство, а кто-то получить уже заказанное ранее снадобье. Хворый же народ, как только узнал, что юный лекарь вышел вызывать страдальцев к доктору, застонали сильнее и, толкаясь, старались протиснуться ближе к Петру.

– У кого из вас хирургическая болезнь и кого вчера доктор Блюментрост направил на осмотр к доктору фон Гадену?

Больным вопрос показался странным, он прозвучал так, будто каждый больной точно знает, какая у него болезнь – хирургическая или нутряная. Публика поначалу затихла, как бы соображая, что от нее требуется, а затем с новым напором обступила Петра, перебивая друг друга, еще громче загалдели.

Петр со страхом смотрел на больных, которые, оголяя свои опухшие ноги, больные животы и гнилые зубы, показывали все Петру, как бы говоря: у меня, мол, болезнь самая больная и самая хирургическая, позови меня к доктору первым. Он обвел глазами толпу, пытаясь самостоятельно выявить хирургического больного. И тут же вспомнил слова фон Гадена: «Хирургическая болезнь – это та, которая на виду…» В этот момент к нему протиснулся невысокого роста молоденький паренек и, чуть приоткрыв перекошенный от боли рот и задыхаясь, едва выговорил:

– Лекарь, глянь в мое горло, у меня болезнь хирургическая, оно горит так, будто там раскаленный нож торчит, дышать тяжело, говорить больно, ни пить, ни есть не могу… Покажи меня дохтуру. – Паренек поперхнулся и, согнувшись пополам, неистово закашлялся.

Петр слегка отклонил голову и заглянул ему в открытый рот. На ярко-красной отечной плоти зева он увидел большой, закрывающий больше половины горла белесый волдырь с блестящей верхушкой.

– Твоя болезнь не хирургическая, – со знанием дела произнес Петр, – она нутряная, поэтому тебе придется ждать другого доктора. – И он отодвинул мальчишку в сторону.

– Почему нутряная? – Мальчик сморщил лицо от боли, прижал ладонь к горлу и тяжело и часто задышал, а чтобы окончательно продышаться, уперся руками и лбом о стену и раскрыл рот.

Петр дождался, когда тот перестал кашлять:

– Потому что твоя болезнь находится внутри горла, ее должен лечить другой доктор. Еще раз спрашиваю, кого на сегодня доктор Блюментрост назначил на осмотр к доктору фон Гадену? – Женщина, отходи в сторону и опусти рубаху, бесстыдница, – сказал он назойливой бабе, которая подняла исподнюю рубаху, оголив срамное место, и показывала Петру свой надутый как барабан синюшного цвета живот.

– Я здесь первый, – послышался слабый мужской голос, – это меня дохтур Блюментрост назначил сегодня на операцию.

Петр повернул голову и увидел заслоненного дородной бабой мужичка, одетого в добротный синий армяк с распущенным кушаком. Мужичок по виду был мелкий купчишка, он стоял на широко расставленных коленях и лбом упирался в лавку, а поярковый грешневик (русская валяная шапка) торчал во рту и был сильно стиснут зубами. Мужик непрерывно стонал.

– Эй, мужик, – позвал его Петр. Купец чуть приподнялся на руках и страдальческим взглядом посмотрел на Петра. – Какую имеешь хворобу, хирургическую или нутряную?

Тот с трудом встал и, широко расставляя ноги, заваливаясь то на один, то на другой бок, подошел к Петру, повернулся к нему задом и, задрав армяк, оголил заднее место.

– Смотри, лекарь, сам, нутряная эта болезнь или хирургическая, мне отсюда не видно… Она меня, подлая, терзает незнамо сколько, мочи нет терпеть, гложет так, что ни сидеть, ни стоять не могу – только вот так, стоя на четвереньках и как пес поганый скрежеща зубами, немного унимаю боль.

Петр, отпрянув, взглянул на худотелый зад купца и от удивления широко раскрыл глаза. Между ягодиц у мужика торчали несколько огромных лилово-красных кровоточащих пузырей величиной с хорошую сливу.

– Что это?

– Я не знаю, что там видно, но думаю, это почечуй, – подсказал купец.

– Знамо дело, что почечуй, – подтвердил другой мужичок с высохшим лицом и впалыми глазами, похожий на страдающего сухоткой, который из-за плеча Петра так же разглядывал зад купца. – У мово соседа Федьки Безрукова жонка есть, Варварой кличут, – стал рассказывать больной сухоткой, – так вот, она моей бабе Прасковье как-то сказывала, что у Федьки, ейного мужа, в заднем месте почечуй, что тебе наливные коровьи сосцы не раздоенные, я так мыслю, что у Федьки почечуй поболе энтого будет.