Владимир Сназин - Доктор Постников

Слово «почечуй» Петру показалось знакомым, он нередко слышал его в обиходе, но какое заболевание оно означает, не знал.

«Раз болезнь на виду, – вспомнил он наставления доктора фон Гадена, значит, она хирургическая, а вслух произнес:

– Болезнь, мужик, у тебя хирургическая, потому что видна и находится снаружи, идем к доктору.

Когда они вошли за занавесь, доктор фон Гаден и Готфрид, склонившись над какой-то тетрадью, возбужденно что-то обсуждали.

– Здрав будь, дохтур, – широко переставляя ноги и охая от боли, произнес купец и, чтобы расслабить напряжение в ногах, вцепился руками в край лавки.

– Снимай, мужик, свой армяк и ложись животом на лавку, – скомандовал доктор, не отвечая на приветствие, и сам ловким движением развязал на портах купца гашник и спустил их до колен. Мужик, кряхтя, забрался на лавку и лег. Доктор раздвинул его ягодицы, отчего тот застонал.

– Да, купец, хорошие шишаки ты себе вырастил. Такого размера, что даже ноги не соединяются. Прижигать их надо, – после недолгого раздумья сказал фон Гаден.

При этих словах тело купца вздрогнуло, повернулось на бок и съежилось, ноги непроизвольно притянулись к животу, а руки судорожно сдавили шишаки в промежности, отчего между пальцев появились кровавые капли.

Петр подумал: «Я угадал – это хирургический больной».

– Дохтур, – дрожащим голосом проговорил купец, – а по-другому, без прижигания, нельзя? Может, пластырь какой, али промывание, али хотя бы клистир…

– Ты хоть видел свои шишаки-то?

– Как же можно их видеть, дохтур, – возразил недоуменно купец, – это только глупые птицы свой зад клювом могут чесать, а у меня на руках глаз нема…

– Если бы ты свой почечуй увидел, тебя бы паралич разбил, а это совсем другая хвороба.

– Ох, – возопил мужик, – несчастный я человек, торговлишка слабая, детишки не доедают, жонка дура, а тягло нужно справно платить… Ох, ох… Что же мне делать дохтур, как мне избавиться от этой муки. – И купчишка захныкал.

– Имеешь ли челобитную, мужик, подписанную дьяком Аптекарского приказа Виниусом? – спросил фон Гаден, ощупывая крагами кровавые узлы.

– Нет, батюшка, нема челобитной, – заикаясь и извиваясь под руками доктора, ответил тот.

– В каком ряду торгуешь? – спросил фон Гаден, продолжая осматривать узлы и не обращая внимания на его страдания.

– В саадашном, торгую конской сбруей, упряжью и оружием для конных лучников. Слабая торговлишка-то, все самому приходится мастерить, вот и нажил себе шишаки в заднем месте.… А кому нынче нужны колчаны да стрелы, разве что татарину, нашему ратному – бердыш, саблю да пищаль подавай.

– Про твой шишак, купец, я узнал, как только вошел в аптеку.

– Как же так? – изумился купец. – Да неужто кто рассказал?

– Работа у меня такая – все видеть наперед. А шишак твой от сидения непрестанного и холодного.

– Правда твоя, кормилец. Сижу на камне денно и нощно, да сбрую вяжу…Дохтур, Христом богом прошу, вылечи меня от этой немочи зловредной, век за тебя буду Богу молиться, извели меня окаянные шишаки напрочь, студно (стыдно) даже бабе своей, дуре, показать, а сам не могу посмотреть.

– Вылечу, – уверенно обещал фон Гаден, – только тебе придется заплатить и за лечение, и за лекарское снадобье.

– Скажи сколько, я заплачу, только вылечи, – с готовностью сказал мужик.

– Ты должен будешь заплатить мне за операцию – рубль и две гривны серебром, четыре гривны аптекарю – за составление лекарственного сбора, на который я выпишу рецепт, две деньги алхимисту-аптекарю, он будет готовить лекарство, и еще полушку моему помощнику подлекарю. – Фон Гаден кивнул на стоявшего рядом Петра.

– Дохтур, мил человек, – купчишка сполз с лавки и упал на колени, забыв о своих страданиях, – да где же я, несчастный холоп твой, возьму столько серебра? Намедни я бычка четырехлетку купил – последнюю полтину серебром отдал, а здесь надо выложить такую уйму денег, на них целый дом можно построить… Пощади несчастного, дохтур… – И он на четвереньках пополз к ногам фон Гадена, пытаясь схватить его за край фартука.

– Если бы ты, купец, имел челобитную, то заплатил бы только за лекарское снадобье, – без тени сочувствия сказал фон Гаден, – а раз у тебя нет денег, то иди в крестовую палату, помолись с усердием Святому Фиакру, глядишь, шишаки и отпадут сами собой, и хвороба отпустит.

Готфрид, стоявший поодаль, чуть слышно хихикнул.

– Все, мужик, – фон Гаден махнул рукой в сторону выхода, – иди, не мешай нам работать.

– Давай Постников, – сказал он Петру, – зови следующего, там где-то у столба я видел малого одного, вроде как отрок с горлом мается, того и гляди задохнется. Стеклодув со стекляничного завода, что под Гжелью. Хозяин этого завода Койет уже заплатил за мальчишку – и в царскую казну, и за его лечение в Аптекарский приказ.

Петр оторопел. Он вдруг вспомнил паренька, который задыхаясь стоял у стены и молил Петра показать его доктору.

– Скажи, учитель, а разве у отрока, который у стены мается со своим горлом, это хирургическая болезнь?

– Постников, я тебе, кажется, уже говорил, что хирургическая болезнь всегда на виду и ее можно потрогать. Сухотку можно увидеть или потрогать? Знаешь, что такое сухотка?

Лицо Петра вспыхнуло и по цвету почти сравнялось со следом на левой щеке от вчерашней оплеухи. В Москве в то время сухоткой страдала чуть ли не половина населения, и он конечно, знал, что это за болезнь. Страх ошибиться сковал мозг, и он не мог вымолвить ни слова. Но терпению доктора фон Гадена не было предела. Наконец ученик глубоко вдохнул и, вытаращив глаза и заикаясь, выпалил:

– Это когда все время кашляют и харкают кровью!

– Ну, можешь ли ты эту болезнь увидеть или потрогать? – спросил фон Гаден.

– Нет.

– А боль в животе или боль в сердце либо в голове?

– Нет, не могу, учитель.

– У отрока, который, как ты говоришь, у стены мается, ты можешь потрогать гнойник в горле?

Петр на некоторое время задумался, вспоминая, как выглядел нарыв.

– Да, могу, – все еще неуверенно проговорил он.

– Ну вот и хорошо, – уже мягче произнес доктор фон Гаден, – иди зови отрока, будем решать, что с ним делать.

– Нет, нет, – вдруг испугался купец, услышав, что доктор хочет вызвать другого страдальца, после которого на него может вообще времени не хватить.

– Не губи, кормилец дохтур, – простонал он, – смилуйся. Христом Богом тебя прошу, вылечи. Я готов, я заплачу, бычка продам, дом заложу, под правеж пойду, – мужик судорожно схватил руку доктора и стал осыпать поцелуями, – только избавь меня от этого проклятого почечуя.

Затем вцепился двумя руками за лавку, как будто опасался, что его сейчас будут силой стаскивать с нее, и застонал от обиды и боли пуще прежнего. Казалось, купец стонет уже больше не от того, что у него невыносимая боль в заднем проходе, а из-за огромной суммы, которую запросил доктор за лечение.